Царь всех болезней. Биография рака

Пока Джимми охал да ахал, в палату один за другим вошли все игроки: Эдди Стэнки, Боб Эллиотт, Эрл Торгесон, Джонни Сейн, Элвин Дарк, Джим Рассел и Томми Холмс. Спортсмены принесли с собой футболки, подписанные бейсбольные мячи, билеты на игру и кепки. В палату вкатили пианино, и “Бостон брэйвз” затянули песню в сопровождении Джимми, который громко и с энтузиазмом фальшивил:

Отведите меня на бейсбол,
Отпустите меня поскорей раствориться в потоке людей,
Грызть попкорн и арахис – и пусть
Я уже никогда не вернусь…

Аудитория в студии Эдвардса оживилась. Кто-то отметил многозначительность последней фразы. Иные чуть не плакали. Бостон отключили, а Эдвардс, выдержав паузу, понизил голос: “Так я вот что хочу сказать… Джимми ведь нас сейчас не слышит, правда? Мы не используем его фотографии, не называем его полное имя, и он ничего не узнает об этом. Давайте поможем Джимми и тысячам других мальчишек и девчонок, страдающих от рака, стать счастливыми. Надо поддержать исследования, помочь найти способы лечения детей от рака. Изучением рака у детей мы автоматически помогаем и взрослым, помогаем остановить его в самом начале. Маленький Джимми больше всего хочет телевизор – чтобы не только слушать репортажи с бейсбольных матчей, но и смотреть их. Если вы со своими друзьями сегодня отправите на адрес Джимми в Фонд исследований детского рака ваши четвертаки, доллары и десятки – и если мы наберем на это благое начинание не меньше 200 тысяч, – Джимми обязательно получит свой телевизор”[242].

Передача Эдвардса длилась восемь минут. Джимми сказал 12 фраз и спел одну песню. О раке Джимми, в отличие от его положительных качеств, почти не упоминалось: недуг призраком маячил на заднем плане больничной палаты. И тем не менее общественный резонанс был беспрецедентным. Не успели бейсболисты покинуть палату Джимми, как перед вестибюлем детской больницы выстроились жертвователи. Почтовый ящик Джимми ломился от писем и открыток. На некоторых вместо адреса красовалась надпись “Джимми, Бостон, Массачусетс”. Многие прикладывали к письмам долларовые купюры или чеки, дети отправляли свои карманные деньги, четвертаки и десятицентовики. Бейсболисты “Бостон брэйвз” тоже не остались в стороне. К маю 1948 года в Фонд Джимми поступило более 230 тысяч долларов. У входов на стадионы, где проводились бейсбольные матчи, стояли сотни красно-белых жестяных банок для пожертвований. Такие же банки пускали по рядам в кинотеатрах и игроки Малой лиги в бейсбольной форме душными летними вечерами носили от двери к двери. В городках Новой Англии проводили Дни Джимми. Обещанный мальчику телевизор – черно-белый 12-дюймовый экран в деревянном корпусе – был торжественно водружен на белую тумбочку между больничными койками.

В стремительно развивающемся и быстро поглощающем ресурсы мире медицинских исследований собранные Фондом Джимми 230 тысяч были суммой впечатляющей, но относительно скромной: достаточной для постройки нового здания в Бостоне, но не для основания национального научно-просветительского оплота против рака. Для сравнения: в 1944 году на Манхэттенский проект[243] в Оук-Ридже ежемесячно шло по 100 миллионов долларов[244]. В 1948 году на одну только кока-колу американцы потратили более 126 миллионов долларов[245].

Однако измерять гениальность кампании фонда в долларах и центах – значит полностью упустить главное. Для Фарбера она стала первым экспериментом, в котором он учился строить новую модель. Кампания против рака, как понял патолог, почти не отличается от типичной политической кампании: для нее требуются символы, талисманы, картинки и слоганы – не только научный инструментарий, но и рекламные стратегии. Чтобы болезнь обрела политическое значение, ей, как и любой политической кампании, нужен грамотный маркетинг. Прежде чем заболевание обработает большая наука, его нужно провести через большую политику.

Антифолаты стали первым открытием Фарбера в онкологии, а эта жизненная правда – вторым. Она кардинально трансформировала всю его карьеру – неизмеримо сильнее, чем переход из патологоанатомов в онкологи. Это второе преображение, из клинициста в активного пропагандиста онкологических исследований, отражало преображение самого рака. Выход рака из подвала – во всех смыслах – под слепящие прожектора общественного внимания привел к изменению хода этой истории. Именно эта метаморфоза и стала ядром моей книги.

Дом, который построил Джимми

Слово “пациент” происходит от слова “страдание”.

Но не страдания как такового мы боимся больше всего, а страдания, которое разрушает и унижает.

Сьюзен Зонтаг. “Болезнь как метафора…”