Царь Живых

Виктор ТОЧИНОВ ЦАРЬ ЖИВЫХ

Царь Живых

Предуведомление соавтора

Предлагаемая книга написана на основе материалов, хранившихся на трёх дискетах, принадлежавших покойному моему соседу по даче — подполковнику ****ву. Использование информации с дискет по полному усмотрению автора настоящих строк и отсутствие на титульном листе фамилии ****ва соответствует последней воле покойного и согласовано с его вдовой.

Считаю необходимым сказать несколько слов о своём соавторе.

Подполковник, насколько мне, человеку от армии далёкому, известно, — звание особое. Приставка «под-», похоже, порождает у носящих на погонах две звезды чувство некоей неполноценности, переходящей в жажду как-то самоутвердиться и самовыразиться. Если же становится ясно, что подполковничья ушанка никогда не сменится полковничьей папахой на лысеющей голове своего владельца, — упомянутая жажда может принять самые необычные формы.

Может — но обычно не принимает, заливаемая и утоляемая спиртными напитками в труднопредставимых для гражданского человека количествах. Но ****в был подполковником необычным, можно сказать, уникальным — совершенно не употреблявшим алкоголь и никотин. По-моему, этот странный факт был как-то связан с происхождением ****ва из семьи, со старообрядческими традициями — семьи, полностью утратившей веру, но сохранившей некоторые привычки (вернее, в данном случае, — отсутствие оных).

И — утолять жажду самовыражения подполковнику пришлось за клавиатурой раритетного 286-го компьютера. Результатом явилась незаконченная, но неимоверно раздутая рукопись объёмом около тридцати пяти авторских листов. Очевидно, весьма далёкому от литературы ****ву опус сей представлялся романом. Однако написан он был в форме растянутой до бесконечности лекции, читаемой неким преподавателем неким «господам кадетам». (Насколько мне известно, преподаванием в возрождаемых ныне кадетских корпусах ****в никогда не занимался.)

Не имея ничего против людей в погонах, я признаю их необходимость — разумеется, при условии полной открытости военного ведомства и неусыпного контроля над ним демократической общественности. Поэтому безжалостное урезание мною из не лишённой занимательности истории многочисленных казарменных баек и тупых солдафонских шуточек никакой антиармейской направленности не несёт — все эти не имеющие литературной ценности плоды военной мысли затрудняли восприятие похороненного под ними рассказа подполковника ****ва.

Также мною изменена форма примечаний, неизменно начинавшихся словами «Даю вводную…», «Довожу…», «Информирую…». Удалены чрезмерно перегружающие текст местоимения «я», обращения «господа кадеты» и постоянные упоминания о звучащей трубе. Сокращена примерно в пять раз эротическая сцена в третьей части, переходящая за грань откровенной порнографии. И — убран подзаголовок «Поэма о Воинах» — явно претенциозный и необоснованно ставящий прозаический текст подполковника ****ва на один уровень с бессмертной поэмой Гоголя.

В остальном — текст подполковника оставлен без изменений и только ****в ответственен за все ошибки, неточности и искажения фактов на нижеследующих страницах.

Соавтор.

* * *

Алёне — к которой хочется возвращаться.

Андрею — стоящему в том же строю.

Всем Воинам — павшим и нет.

Павшим — в первую очередь.

Пролог

При Петрищенке это было, да…

В каком году? Э-э, милай, у нас года все друг на дружку похожие… У нас года-то ведь как считают? До войны да после войны, при Сухареве да при Петрищенке… Но не так давно было.

Парень тут у нас жил, Санька Сорин. Не сильно молодой, лет тридцать ему было, когда это стряслось… Но неженатый. По Машке всё сох, дочке бухгалтерской, — у нас, в Парме, познакомились, на танцульках. У Саньки тётка тут жила, гостил… А Маша-то девка с разбором, опять же учиться хотела, столиц повидать — ей муж с города нужон был, а не мазута с буксира… Но Санька на неё запал — страсть. За сорок вёрст к ней гонялся, из Усть-Кулома. Ну да ему-то проще было — речник, хоть раз в неделю, да мимо плывёт… Тогда посёлки-то в верховьях ещё живы были, много по Кулому плавали… А сейчас… Но ладно, я про другое рассказать-то хотел.

Началось всё, как пароходство на…нулось. Да нет, пароходы не потонули… При-ва-ти-зи-ро-ва-ли. За ваучеры, … Чубайса … через … и обратно…

Ну и всё, отплавались… По Кулому, в смысле… По Печоре-то ничего, там и грузов, и людей хватает, а у нас угол медвежий, к верховой какой деревушке горючки-то сожжёшь — а там один пассажир да сумка с письмами. Невыгодно.

Короче, из тех посудин, что в Усть-Куломе числились, — какие на Ижму перегнали, какие на Ус. А самое старье, рухлядь списанную, — распродали по дешёвке. Плавайте сами как знаете. Две «Зари» водомётные — те хоть на ходу были — леспромхоз взял, работяг возить на дальние участки. Райкопторг бывший тоже кое-что прибрал, что как-то плавало…