Царь Живых

И надеется, что на той войне, куда его так настойчиво и вместе с тем ненавязчиво приглашают, — они будут вместе. Всегда вместе.

А сейчас предстояла не война — маленькая зачистка тылов. Как говорит майор Мельничук: культурный человек за собой прибирает. Ладно. Приберём.

В «Хантере» его ждали.

— Проходи, присаживайся… — Прохор говорил спокойно, чуть ли даже не равнодушно. Очень чуткий слух надо было иметь, чтобы услышать — чего Прохору это стоит.

И — единственный среди собравшихся в «Хантере» — Прохор сидел.

Затылок давил холодный металл. Отказываться от приглашения и с порога начинать танец с саблями не стоило. Проще тогда было не приходить. Ваня шагнул вперёд, к столу, не обращая внимания на упёртый в затылок ствол. Трое других мазилок целились в него с трёх сторон. Расставил их Прохор грамотно — мёртвых, непростреливаемых зон в «Хантер-хаузе» не оставалось. И на директрисы друг другу мазилки не попадали… А кроме того, у двоих вместо мелкашек — охотничьи дробовики. Тоже грамотно. Если дойдёт до дела — с пригоршней дроби трудней разминуться, чем с крохотной пулькой.

Нет, из Прохора точно смог бы получиться неплохой солдат. И, возможно, даже командир. Личный состав он разместил идеально, оставив и резерв — себя. Винтовка игрушечного вида лежала у него на коленях — но Ваня знал, на что способна эта игрушка в руках Прохора. И на что способен Прохор с этой игрушкой в руках.

— Присаживайся… — повторил Прохор, когда Ваня подошёл к стулу с высокой резной спинкой, отодвинутому от стола. Ствол от затылка так и не оторвался.

Ваня сел. Заметил слева, боковым зрением, неуместный в «Хантере» предмет меблировки — ванну. Пожелтевшую, явно подобранную на свалке чугунную ванну со слегка облупившейся эмалью… Вот так. Бутыли и канистры с чем-нибудь едким не видны, но должны быть и они. Всё понятно и непонятно ничего. При таком раскладе им стоило сразу, у двери, стрелять в затылок — и в ванну. На утилизацию. Ладно, господа. Хотите разговоров — будут вам разговоры.

— Руки за спинку стула! — Жёсткости в голосе Прохора добавилось. Но — глубоко и для очень чуткого уха! — добавилось и неуверенности. Слишком легко всё шло…

Ваня послушно завёл руки за спинку — и чуть не рассмеялся вслух. Когда увидел, что швырнул Прохор одному из мазилок, переместившемуся Ване за спину… Наручники. Точнее — какие наручники.

Да, из Прохора смог бы получиться неплохой солдат. Но командир — никогда. Грамотный командир проверил бы выполнение поставленной подчинённому задачи, проверил бы лично и на практике, и устроил бы дураку-подчинённому разнос, и поставил бы задачу более толковому, а за отсутствием таковых в конце концов сам бы произвёл необходимые действия и достал бы тем или иным путём предмет, получивший по извращённой фантазии своих создателей кодовое название «нежность»…

Ничего такого Прохор не сделал — кивнул в ответ на доклад: наручники куплены! Доклад был лжив. На вещевом рынке был куплен, как формулируют знакомые с законами люди, «предмет, похожий на наручники».

Предмет был юго-восточно-азиатского производства, и Ваня, так уж получилось, оказался с ним знаком. Тамара слыла девушкой продвинутой и хорошо понимала, что добрачный секс надо по возможности разнообразить — дабы не опостылел и успешно превратился в брачный. И однажды притащила упомянутый предмет и другие аксессуары схожего плана. Разнообразие такого рода не понравилось обоим, но с техническими характеристиками похожего на наручники предмета Ваня успел ознакомиться.

Как бы наручники щёлкнули. Ствол наконец отлип от затылка. Мазилки, медленно расслабляясь, опуская оружие, постепенно все передвинулись в поле зрения Вани… Получилось это у членов «Хантера» неосознанно, инстинктивно — жались к вожаку. К Прохору.

Ваня, собственно, этого и хотел.

Хотел взглянуть охотникам в глаза.

С водителями и легковых, и грузовых машин происходило нечто странное.

Идущего по обочине пешехода они не видели. Не замечали, и всё тут. Как-то получалось, что у каждого из них находилось, куда взглянуть — в зеркало заднего вида, или на указатель топлива, или на коленки спутницы, торчащие из-под юбки, или… В общем, проезжая мимо, они смотрели куда угодно, только не на шагающего по обочине пешехода.

Очень быстро шагающего.

Неимоверно быстро.

Если бы ту ходьбу узрел вдруг знакомый нам полуспортивный толстячок — удивился бы, и возликовал бы, и бросился бы звонить неведомому Корзинину, и, брызгая слюной энтузиазма в трубку, кричал бы этому наверняка авторитетному в спорте человеку, что по чистой случайности обнаружил будущего чемпиона двух грядущих Олимпиад по спортивной ходьбе.

А может, и не кричал бы. Может, как и водители, не заметил бы смазанную быстрым движением фигуру — и, соответственно, не удивился бы, и не возликовал, и не порадовал бы Корзинина… И ещё двое людей наверняка бы не удивились такой скорости передвижения, даже разглядев пешехода, — два бывших ханыги, кучковавшихся у ларька в летнее субботнее утро. Просто посчитали бы ещё одним фокусом известного им иллюзиониста…