Царь Живых

Время остановилось.

Звёзды погасли.

Горячее остыло.

Холодное нагрелось.

Воды стекли.

Горы сравнялись с равниной.

Жидкое застыло.

Твёрдое рассыпалось.

Материя собралась в плотный комок.

Вселенная умерла.

И Дух не витал — не было его, и не над чем было витать.

Не было Духа.

Была Любовь.

И — Всё Взорвалось!

И бешеные потоки раскалённых частиц плазмы разлетались, и притягиваясь друг к другу, собирались огромными скоплениями, и звёзды зажглись и выбросили из себя потоки чуть менее горячей плазмы, не улетевшей так далеко, стиснутой петлёй тяготения, и родились раскалённые шары зародышей планет, и шары эти остывали, твердея, и миллиарды оборотов вокруг звёзд были мертвы, и хаотичный бесконечный калейдоскоп атомов породил наконец хитрую и сложную молекулу, способную воспроизвести себя, и процесс пошёл, и всё более сложные системы хитрых молекул воспроизводили себя, не зная, что уже живы, а потом вдруг узнали, но так же долго жили, не задумываясь: отчего? зачем? — а потом задумались, ломая головы, или где и в чём там ещё у них бродили мысли, и исписали тысячи томов, или в чём там они запечатлевали эти мысли, и сломали тысячи копий, или что там у них вместо них было, в спорах о Большом Взрыве (что взорвалось? откуда взялось, дабы взорваться?) или об Акте Творения (кто творил? из чего? и, главное, чем занимался до Акта? одиноко мастурбировал вне времени и пространства?), и не знали, не знали, не знали, что: Что всё для них началось на пустынном берегу Кулома — когда время остановилось.

Ольгин Крест. Сейчас.

Страж поднялся с песка. И протянул руку Адель. Музыка родившейся Вселенной рвала уши. Он сглотнул, прогоняя наваждение.

— Скажи, Адель… Если мальчик… Если Царь погибнет — что тогда? Всё закончится? Мы будем жить долго, мирно и счастливо? Чтобы умереть в один день?

Голос её был полон печали:

— Нет, Страж… Не совсем так. Будет Битва. Явится Он — во всей силе и славе своей, и мы с тобой будем скакать у левого стремени Его, и трубы будут петь, и кровь будет остужать раскалившиеся клинки… И мы падём — вместе и рядом. В один день и час.

Она не лгала. Всё так и будет.

Спасибо, Адель… За правду. Счастье бывает страшным. Но… Ладно. Никто и не планировал жить вечно, в конце концов. Битва так Битва. Лучше уж так — под трубу, чем в тёмном подвале… Или под капельницей.

— Иди, Страж… Иди и призови меня — оттуда. От Врат.

Голос её был полон Любви. И он пошёл — не оглядываясь.

Лучше не оглядываться, когда впереди такой конец Пути. А позади — любящая и любимая женщина. Страж пошёл к «Марии Целесте». По серо-стальной воде Кулома, Словно посуху.

Гедонье. Сейчас.

Страшное место.

Всё вокруг мертво, и мертво давно, — и вместе с тем нет. Бывает и так.

Маленький мальчик идёт среди останков деревни. На Севере дерево сохраняется долго, особенно лиственница — условия для гниения неподходящие. Сохраняется — если не вмешается огонь.

Гедонье выжигали, старательно и целенаправленно. Но кое-что уцелело. Мальчик, он же, идёт неторопливо… Он что-то ищет.

И скоро найдёт.

Глава 12

Кулом. Корабль-призрак.

Всё повторяется.

Корабль мёртвых несётся вверх по реке.

Призрак стоит у штурвала — зыбкий, полупрозрачный.

Призраки в каюте — три Призрака.

Ивана Призраки не замечают.

Они о чём-то горячо спорят, призрачные губы шевелятся. Ни звука не вылетает из них. Сквозь призрачных пассажиров видна обстановка каюты — колеблющаяся, нереальная. Но такая, какой была когда-то. Если смотреть не сквозь них, напрямую, — сырость, осклизлая плесень, разложение, тлен…

Страж в каюте. Он не боится Призрака-брата, но… Он сидит в каюте, на краешке полусгнившего дивана. За иллюминатором мелькают берега — быстро, гораздо быстрее, чем пять лет назад. И Призраки движутся быстрее живых.

Иван замечает странную вещь — порой призрачные слова и призрачные жесты обращены к пустому вроде месту… И он понимает — один из пассажиров «Маши-Целки» ещё жив. Пока жив.

За иллюминатором мелькают неприветливые, суровые берега.

Корабль мёртвых несётся вверх по реке.

«Мария Целеста».

Гедонье.

Остановился.

Это была воронка. Очень большая воронка, вмятина в земле.

Внизу, в центре, были Врата. Он остановился на краю.

Андрюша.

Кулом. Береговой откос.

Пять лет назад здесь пристал катер. «Маша-Целка».

Теперь — всё повторяется. Иван выпрыгивает на песок. Дальше пути его и Призраков расходятся.

Рядом — моторка грязного мужчины. В ней — труп в последней стадии разложения. Страж не обращает внимания, бежит по откосу вверх.

Песок не осыпается под ногами.

Гедонье.

Крохотную фигурку на краю огромной воронки он видит издалека.

Воронка поросла густой и зелёной травой, для мерзлоты — редкость.

Врата Страж видит чуть позже.

Гедонье.

У них одинаковые глаза — у Царя Живых и Стража. Серые. Как сталь клинка. Как вода Кулома. Взгляды скрещиваются. Кажется — слышен звон столкнувшегося булата. И — далёкий зов трубы.

Рука.

Узкая и сильная ладонь у него на плече.

Адель.

Он не один.

Впереди самое страшное — но он не один.