Царь Зла

— Нет еще. Потом она, казалось, раскаялась в своих словах. И сейчас же принялась рассказывать историю о каком-то подвиге спасения. Как тот. Ну одним словом, щенок этот будто бы остановил бешеную лошадь.

— Да, знаю, знаю, — быстро перебил его Бискар.

— Ну и все. Судья сказал ей, что она может удалиться.— Она еще раз взглянула на Жака и пошевелила губами, будто хотела еще что-то сказать.

— Да, ну! Кончай же скорее!

— Она ушла.

— И больше ничего?

— Нет. Слушали еще показания одной молодой девушки, которая подтвердила историю о спасении. Какая-то Полина. Но это не произвело никакого действия. Вы знаете. Он ужасный мерзавец, этот щенок.

— А герцогиня де Торрес не явилась на суд?

— Нет. Когда председатель вызывал ее, отвечали, что ее нет. Несколько дней назад она неизвестно куда выехала из своего дома.

— Я-то знаю, — прошептал Бискар. — О! Я хорошо делал, что не доверял ей.

— На чем остановилось дело, когда ты выходил из суда?

— Двенадцать присяжных выходили в отдельную комнату для совещаний.

— Хорошо. Отправляйся снова в суд и как только будет вынесен приговор…

— Я мигом буду здесь!

— Ступай!

Малуан повиновался. Но в ту минуту, как он открывал дверь, на пороге показался новый посетитель.

— Дьюлу! — воскликнул Бискар.

Великан, бледный, исхудалый сделал шаг вперед.

— Оставь нас одних, Малуан, — приказал главарь.

Малуан поспешно вышел, захлопнув за собой дверь.

— Приговор вынесен! — сказал Дьюлуфе.

— А, наконец-то! — крикнул Бискар. — И какой же? Подсудимый осужден, не так ли?

— На смерть.

Бискар разразился пронзительным хохотом.

— На смерть! — повторил он. — Осужден на смерть! — еще раз с удовольствием проговорил каторжник.

Он упивался этими ужасными, отвратительными словами, все лицо его озарилось какой-то адской радостью.

— А, мой старый Дьюлу, — воскликнул он, — как мило с твоей стороны прийти сообщить мне это известие! Тебе, именно тебе следовало сделать это! О, я узнаю тебя, мой добрый единственный друг! Ты знал, какую радость принесет мне это!

Он быстро вскочил с места и широкими шагами принялся мерить комнату.

— Я достиг своей цели, — проговорил он, скрежеща зубами. — А, маркиза де Фаверей! Каторжник сдержал клятву, данную когда-то Марии де Мовилье! Я сказал тебе, что ребенок, которого я вырвал тогда из твоих объятий, должен умереть позорной смертью! Бискар не солгал тебе.

Он залпом выпил стакан вина. Голос его стал ужасен.

— И ты его видела сейчас! Он был в нескольких шагах от тебя! И сердце не подсказало тебе этого! Кровь не заговорила в тебе! Безумная! Ведь это был твой сын. И ты помогла его гибели! Ты сама толкнула его к эшафоту. Твои материнские руки потащили его на Гревскую площадь! Ха-ха-ха! Ты сама подняла нож, который отсечет эту бесценную голову, которую в мечтах своих ты осыпала страстными поцелуями! Ты погубила сына Жака де Котбеля! И кости несчастного отца должны перевернуться в могиле от отчаяния при виде ужасной кончины его кровного детища. Ха-ха-ха!

Негодяй хохотал.

— Бискар! — строго сказал Дьюлуфе.

— Ах, прости меня, старина! Право, я и забыл о тебе!

Он налил стакан вина и подал его Дьюлуфе.

— Возьми же, выпей! Чокнемся! Ах, мой добрый товарищ, помнишь ли ты те ночи безумной ярости, когда я в отчаянии ломал себе руки, и сердце мое разрывалось на части от скорби? Помнишь ли ты те раздирающие душу вопли, которые вырывались из моей груди, терзаемой муками безумной ненависти? А! Теперь я смеюсь! Я счастлив! Я отомщен!

— Пока еще нет! — возразил Дьюлуфе.

— О, теперь уже скоро! Апелляция в кассационный суд — всего три дня. Менее чем через неделю голова Жака падет на эшафоте! Честное слово, я пойду смотреть на его казнь! И в ту минуту, как палач положит свою руку на него, Мария де Мовилье узнает, что Жак — ее сын! Любопытно будет видеть ее в эту минуту! Я хочу насладиться этим ужасным отчаянием матери, узнающей слишком поздно, да, слишком поздно, что умирающий на плахе — тот самый, кого она с отчаянными рыданиями призывала в течение двадцати лет! Вне себя от горя, как безумная, будет она метаться, кричать, звать сына, отчаянно ломать руки, а ответом на ее крики будет стук фургона, увозящего труп казненного сына! Выпьем же, Дьюлу!

— Нет, — ответил тот и с такой силой швырнул свой стакан об пол, что он разбился вдребезги.

Бискар с удивлением посмотрел на него.

— Почему ты не пьешь? — спросил он.

— Потому что.

Он замялся.

— Скорее, я жду, — произнес Бискар, сжимая кулаки.

— Ну, потому, что ты задумал бесчестное, гнусное дело, и я не хочу помогать тебе в этом!

— Слова, пустые слова! Ну! Что мне в том, что ты не хочешь помогать мне! Помогать в чем? Разве не все уже кончено?

— Нет!

— В самом деле? Уж не знаешь ли ты какого-нибудь средства вырвать сына де Котбеля из рук палача!

— Может быть.

Бискар вздрогнул. Он медленно подошел к товарищу.

— Ты знаешь, Дьюлу, — сказал он глухим голосом, — уже давно мы с тобой знакомы. И — черт возьми! Кажется, я люблю тебя одного на свете. Но, смотри, берегись идти против меня! Это было бы с твоей стороны безумием!