Царь зверей не лев

Утром меня разбудил необычный будильник. Прямо в ухо Маррей прокричал:

— Вставай!

В первый момент у меня возникла мысль, что на нас напало, по меньшей мере, стадо слонов. Я вскочил, готовый немедленно действовать. Но это оказалось ни к чему.

— Ты чего орешь? Горит, что ли?

— Я уже целых полчаса кричу, а ты ноль внимания.

Маррей был гладко выбрит, и в свежей рубашке имел весьма представительный вид. Я взглянул на себя. Я был разут, босые ноги — словно в панцире из засохшего ила. Меня можно было принять за разбойника, но самого низкого пошиба.

— Где мои ботинки? — воскликнул я, хотя ответ был известен заранее. Они остались там, в иле, когда мы привязывали самолет. Но и Маррей, наверняка, потерял свои. По-видимому, он догадался о том, что со мной происходит, так как обратился ко мне со следующими словами:

— Великий африканский охотник разочаровал меня: видите ли, он не возьмет с собой чемодан. Посмотри на меня! В этой буре я потерял не только ботинки, но и весьма значительную часть своего гардероба! Ну и что из этого?

— Ничего, — ответил я смиренно. Да, Маррей был одет как на картинке. Правда, в этом костюме он мало походил на пилота, но тем не менее с честью вышел из положения. Я должен был признать это.

— Что теперь делать? — спросил я.

— Ничего, пойдешь к своему стыду босым...

— Послушай, Маррей. В Найроби я быстро выберусь из самолета и постараюсь затеряться.

— В Найроби исключено, — решительно отверг Маррей. — Нам предстоят переговоры с высокопоставленными лицами, предстоит визит к начальнику полиции. Мало-помалу я начинал это понимать.

— Наконец-то мы можем приступить к поискам мест, где будем ловить животных, — продолжал Маррей. — Как только мы их найдем, сразу же на месте покончим со всеми формальностями и вернемся в Найроби. Ты согласен?

— Разумеется. Ведь таков был наш план.

— А теперь шевелись!

— ?

— Вытащи костыль, отвяжи самолет. Ты всё равно весь в грязи, а я при параде... Когда при свете дня я осмотрелся, все оказалось далеко непросто. Мы находились посреди бескрайних диких зарослей, где пролегало лишь несколько метров строящейся дороги. По-видимому, прокладывать ее начали давно, да так и бросили. Как раз на эту дорожку, а точнее в море ила Маррей посадил свой "суперкаб".

Взлететь было делом не легким. Разодетый Маррей сидел в кабине и пытался маневрировать. Но прежде всего мне пришлось высвободить шасси из ила. Потом Маррей, скорее всего, следующим маневром: вперед, назад, еще раз вперед — проложил стартовую дорожку, вернее, две колеи, с которых нам и удалось взлететь.

Увлекшись, Маррей забыл про все на свете и чуть не оставил меня на земле.

Погода стояла великолепная, день был создан словно по заказу.

Внизу, за бортом самолета проплывала девственная природа, будто красуясь перед моими биноклем и фотоаппаратом. Местность была видна как на ладони.

— Эта гроза пошла на пользу, — сказал Маррей.

Я задумался над его словами. Что-то он не договаривал. И тут он не выдержал. — Ты здоров, Джо! Я вылечил тебя от морской болезни.

Из-за перенесенных трудностей я просто забыл о ней. Но Маррей был прав. Чувствовал я себя отлично, и полет доставлял мне удовольствие.

— Надо будет запатентовать мой метод, — заявил он.

— Это не ты... Это гроза, Маррей.

Он ничего не ответил, и вдруг я вспомнил.

— Ведь ты говорил, что у нас нет бензина. И из-за этого мы должны были бы приземлиться, а мы летим как ни в чем не бывало.

Маррей помалкивал, сосредоточенно глядя перед собой.

— Отвечай! Как с бензином?

— Хуже некуда. Приготовься, Джо! Мы вынуждены приземлиться.

В сухой сезон, когда палящее солнце в полдень стоит прямо над головой, и на небе не бывает ни облачка, дни бывают невыносимо жаркие. Ночи же, наоборот, холодные. Кажется, что нагретый днем воздух как бы дрожит, колеблется от солнца, над раскаленной землей то и дело вспыхивают серебристые блики, и создается впечатление, что звери, бегущие вдали, движутся по сверкающей, искрящейся траве. Ощущение невыносимого зноя усиливают поблекшие, выцветшие краски неба и окружающего ландшафта: серые, безлистные кустарники буша, пожелтевшая, сухая трава и неопределенный, от голубого до фиолетового цвет высокого неба совершенно не радуют, утомляют глаз.