Тем не менее попытки Франко посеять семена раздора между доном Хуаном и Хуаном Карлосом начали приносить свои плоды. Против ясно выраженной воли дона Хуана новобрачные решили переехать в Мадрид. Каудильо, требовавший, чтобы его супруге воздавали королевские почести, энергично рекомендовал высокородной чете вести самый обычный образ жизни и стать доступнее для простых людей. И хотя дон Хуан уверял британского посла, что Франко никогда не говорил, будто «Хуан Карлос взойдет на трон вместо своего отца», а кроме того, принц — «слишком хороший сын, чтобы желать этого», он не мог не чувствовать озабоченности насчет собственного будущего.
И озабочен был не один дон Хуан. В начале июня 1962 года большое число испанских делегатов, участвовавших в IV Конгрессе Европейского движения в Мюнхене, включая католиков, монархистов, демократов в изгнании и различных религиозных деятелей, подписали умеренную декларацию с требованием ненасильственной эволюции в Испании. Каудильо немедленно потребовал арестовать их или выслать из страны, а Ариасу Сальгадо, министру информации, приказал развернуть в прессе дискредитирующую делегатов кампанию. Завершилось все это очередной ожесточенной атакой на дона Хуана. Бестактное заявление каудильо, изобличавшее «негодяев, которые в заговоре с красными подают жалкие жалобы в зарубежные ассамблеи», не слишком помогло в деликатных переговорах с Европейским сообществом и не умиротворило оппозицию.
Обвинив во всем Ариаса Сальгадо, Франко согласился на перетряску кабинета. 10 июля в него вошло несколько новых «прогрессивных» технократов. Ариаса Сальгадо на посту министра информации заменил умный и целеустремленный -Мануэль Фрага Ирибарне, задачей которого было сохранять цензуру в быстро развивающемся обществе. Молодой и динамичный Грегорио Лопес Браво, еще один убежденный член Opus Dei, пополнил команду в качестве министра промышленности. Солис сохранил за собой пост министра «Национального движения», что позволяло умиротворить фалангистов, а генерал Муньос Грандес был назначен вице-премьером Совета министров (хотя основная часть ответственности за деятельность кабинета вновь легла на плечи набиравшего все большую силу Карреро Бланко). Чтобы Франко не растерялся от обилия новых лиц, Алонсо Вегу оставили министром внутренних дел.
Чем больше отдалялся от дел каудильо, тем сильнее нервничали его приспешники, чувство личной ответственности у которых было не слишком развито. Как и сам диктатор, они боялись мести побежденных, ругались и дрались друг с другом за внимание вождя, стремясь любой ценой сохранить свое положение после его смерти. Эти группировки уже больше не подразделялись на четкие франкистские категории (фалангисты, монархисты и католики). Они распадались и формировались в новые группы с завышенными, зачастую взаимоисключающими претензиями на будущее. Технокра-ты-«продолжатели» выступали за постепенный переход к франкистской монархии с Хуаном Карлосом в рамках процветающей экономики и эффективной администрации. «Модернизаторы» вроде Фраги были убеждены, что только радикальные политические реформы могут сдержать растущее социальное недовольство. Консерваторы (известные также как «бункер») выступали за немедленный возврат к франкизму жесткого толка.
Хотя различные фракции в правительстве нередко высказывали полярные точки зрения, постаревший, растерянный Франко был готов согласиться с любым членом кабинета по любому вопросу. Возможно, его сбивало с толку, что министры, в особенности Карреро Бланко, занимали то прогрессивную, то реакционную позицию в зависимости от обсуждаемой проблемы. Так или иначе, но новое правительство считалось в обществе динамичным и современным. Фрага прилагал немало усилий, чтобы создать в прессе более мягкий и тонкий образ каудильо, ему в этом вторили и спичрайтеры. В конце своего радиовыступления 30 декабря 1962 года Франко отошел от привычной для него обличительной манеры. Зачитав вслух анализ испанского «экономического чуда», он признал, что, несмотря на быстрый рост производства, резко обострилась социальная напряженность, стало необходимым обеспечить минимальную зарплату.
Однако скоро стало ясно, что режим не способен преодолеть все более растущий разрыв между требованиями свободы культуры (испанцы впервые увидели на экране женщину в бикини лишь в 1962 году) и требованиями политических репрессий, которые иногда исходили из одного и того же сектора общества. Эти внутренние противоречия были ярко проиллюстрированы, когда какой-то каталонский анархист взял в заложники испанского вице-консула в Милане. Архиепископ Миланский и будущий папа Павел VI, кардинал Джованни Баттиста Монтини обратился к Франко с просьбой вынести террористу милосердный приговор. Тогда возмущенные фалангисты волной прокатились по улицам, потрясая плакатами с полуголыми женщинами и скандируя: «Лоллобриджида — да! Монтини — нет!»