Tsaregradskiy_Franko_Kratkaya_biografiya..417236

Озлобление Франко против Республики еще более усилилось, когда Народный фронт отдал приказ армии не предпринимать никаких действий по предотвращению поджогов церквей и монастырей, которыми занимались мелкие группы анархистов-антиклерикалов. «Столь недостойные приказы, — заявил он, — не должен выполнять ни один офицер нашей армии». Для Франко нападения левых, которых он идентифицировал со своим отцом, на католическую церковь, которую он отождествлял с самим собой и со своей матерью, были просто-напросто борьбой добра против зла. Генерал не сумел понять размах, глубину и всесторонность поддержки левыми Народного фронта. Все они казались ему членами некоего антиклерикального болыпевистско-жидо-масонско-го заговора и являлись воплощением зла. Впрочем, отвращение и неприятие было взаимным. Во время его отъезда на Канарские острова обозленная толпа освистала в порту «астурийского мясника».

По прибытии на Канары Франко быстро задавил любую деятельность левых на островах, а затем стал вести привольную жизнь. Его, как всегда, сопровождал Пакон, который рассказывал, что Франко не пропускал ни одной партии в гольф и регулярно посещал Морской клуб, чтобы поболтать с друзьями. Он даже начал учить английский язык. Вместе с доньей Кармен они принимали участие во всех светских мероприятиях на островах. Однако Франко все же чувствовал себя отверженным и испытывал жгучую ненависть к Народному фронту. Раздраженный постоянным надзором над своей деятельностью со стороны губернатора, он неоднократно резко и полемично высказывался насчет Республики. Его неумеренный энтузиазм по отношению к Италии, возглавляемой Муссолини, и высказывания о «новой, молодой, сильной власти, утверждающейся в Средиземном море, которое до сих пор было чем-то вроде британского озера», привели в восторг итальянского консула и возмутили английского. На приеме, устроенном в честь адмирала флота и его штаба, Франко произнес прочувствованный тост «за величие Испании и ее военно-морской флот». По ходу события все громче раздавались крики: «Да здравствует Испания!», «Вместе с нашим генералом — на континент!», «Спасем Испанию от анархии!». Даже были попытки поднять дородного довольного генерала на плечи молодых морских офицеров. Гражданские власти пришли в неописуемый ужас.

Обеспокоенность левых политическими устремлениями Франко отнюдь не уменьшилась, когда Серрано Суньер включил его в список для согласования — причем незаконно — в качестве кандидата от правых сил на повторные выборы в провинции Куэнка, где результаты предыдущих выборов были аннулированы из-за фальсификации голосов. Хосе Антонио Примо де Ривера, который томился в заключении за свою антиреспубликанскую деятельность, также выдвинулся здесь кандидатом в надежде, что победа в Куэнке принесет ему свободу. Раздраженный неожиданным размножением кандидатов от правых и справедливо полагая, что это негативно отразится на его собственных шансах на успех в выборах, Хосе Антонио гневно потребовал, чтобы имя Франко было немедленно вычеркнуто. Серрано Суньер в полном замешательстве отправился на Канары, чтобы лично разъяснить ситуацию весьма щепетильному генералу Франко.

И хотя в конечном счете ни один из них не смог участвовать в выборах, поскольку, согласно регламенту, быть избранными имели право только уроженцы этой провинции, Франко в тот момент пришлось уступить дорогу своему «закадычному» сопернику, с которым ему придется конкурировать на протяжении всей жизни. Бзбешенный высокомерным отношением к нему Хосе Антонио и наверняка обеспокоенный тем, что игры в политику могут нанести ущерб его авторитету и доверию среди военных, Франко принялся объяснять причины этого провала самому себе и окружающим. Его объяснения, жалобные и пронизанные обидой, каждый раз все более походили на оправдания мальчика, не сделавшего домашнее задание, перед рассерженным отцом. В 1937 году Франко безоговорочно утверждал, что сам «публично отверг» предложение правых выдвинуть его кандидатуру, поскольку был занят организацией «обороны Испании», и что он никогда не позволил бы себе запятнать свою репутацию, участвуя в демократических институтах власти. В 1940 году он терпеливо разъяснял, будто отошел в сторону из опасения, что его кандидатура вызвала бы «искаженные толкования». Одно время Франко даже утверждал, что его фамилия была потеряна, поскольку список «сгорел» во время какого-то несчастного случая. В конце концов генерал сделал крутой поворот и снова вернулся к самому впечатляющему объяснению — он снял свою кандидатуру, «потому что предпочел исполнять воинский долг, считая, что таким образом будет лучше служить национальным интересам». Каждый раз Франко замысловатым образом переписывает эту историю заново, пытаясь объяснить собственную неудачу то с точки зрения обиженного ребенка, то сердитого отца, то мудрого политика или благородного воина, пекущегося о благе отечества. И всю оставшуюся жизнь он будет уходить и возвращаться к этим столь разным ролям.