Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба

Оба автора не жалели красок, чтобы опорочить И.С. Сергеева и А.П. Намёткина как несведущих и нерадивых людей, но проговаривались, что истинные причины недовольства обоими лежала в иной плоскости.

«Следователь Намёткин и член суда Сергеев, независимо от их личных качеств, характеров и политических физиономий, в своей следственной деятельности безусловно были под влиянием… больного политического течения мысли тогдашней гражданской власти и влиявших на нее политических партий бывших учредильцев» (Дитерихс, т. 1, стр. 125. Курсив мой. — С.Р.).

В учредилке, то есть в Учредительном собрании, разогнанном большевиками и затем продолжившим работу в Самаре, доминировали эсеры и близкие к ним партии. По мнению Дитерихса, они были заражены тем же еврейским духом, что и большевики, потому их сторонникам нельзя было доверить расследование «царского дела». С солдатской прямотой генерал излагал свое кредо: «Сергеев хотя и крещеный, а все же был еврей, еврей по крови, плоти и духу, а потому отказаться от своих соплеменников никак не мог» (Дитерихс, т. 1, стр. 129–130). С такой же прямотой Дитерихс излагал высшую цель расследования цареубийства: «для укрепления среди народных масс и в рядах нарождающейся армии монархических принципов и тенденций» (Там же, стр. 124). Стало быть, раскрытие истины, какой бы она ни оказалась, для Дитерихса не было целью. Что же до «монархических» тенденций, то под ними понимался «патриотизм» в духе Союза Русского Народа.

Пороча первых двух следователей, генерал Дитерихс обнаруживал незаурядное красноречие, но, превознося третьего, Н.А. Соколова, он превзошел самого себя.

До октябрьского переворота Соколов работал в Пензе, оттуда бежал на восток, переодевшись крестьянином. Эта обычная для того времени акция по спасению собственной жизни под пером Дитерихса превратилась в величайший патриотический подвиг во имя России.

Но, при всей романтической приподнятости «прозы» Дитерихса, в ней проступают реалистические подробности. Из них явствует, что Соколов был крайне неприятным субъектом и производил отталкивающее впечатление. Нервный, вспыльчивый, ощетиненный, болезненно самолюбивый, он постоянно прикусывал усы и не смотрел в глаза собеседнику. Генерал объяснял это тем, что один глаз у Соколова был искусственный, а другой косил. Зато Соколов был «национальным патриотом» — это искупало все.

Передав дело Соколову, Дитерихс оставил за собой «общее руководство», о чем писал в своей книге, не сознавая, насколько этим компрометирует «независимое» следствие. Когда его книга дошла до Европы и попала в руки Соколову, у того потемнело в единственном глазу. Его протест появился в эмигрантской газете:

«Во время хода предварительного следствия, осуществлявшегося на основании закона единоличной следственной властью, генералу Дитерихсу никогда не только не принадлежало какое-либо руководство делом, но одним из… повелений адмирала [Колчака] ему было категорически запрещено какое бы то ни было вмешательство в следствие»[322].

Однако в той же заметке Соколов подтверждал участие Дитерихса, признавая, что полномочия были выданы не только ему, но и генералу «по некоторым совершенно частным поводам» (? — С.Р.).

Позднее, в своей книге, Соколов снова пытался оспорить «укоренившееся в обществе ошибочное представление» о том, что Дитерихс направлял его действия, но делал это еще менее вразумительно. Его опровержение сводилось к красивой, но малосодержательной фразе: «Дело следователя, как его столь правильно определил великий Достоевский, есть свободное творчество»[323]. Тут же, однако, он признавал, что Дитерихс «оберегал работу судебного следователя более, чем кто-либо. Ему более чем кому-либо обязана истина»[324].

Увы, с тех пор, как следствие перешло в руки Соколова, Дитерихса и примкнувшего к ним Уилтона, поиски истины об убийстве царской семьи отошли на задний план. На первый план вышло раскрытие «еврейского ритуального убийства».

Соколов в основном передопрашивал свидетелей, чьи показания уже были запротоколированы И.С. Сергеевым. Чтобы показать, насколько он превосходил предшественника тщательностью в работе, Дитерихс подчеркивал, что его протоколы были в несколько раз длиннее сергеевских. Но он не приводил никаких доказательств того, что они были более содержательными.

Важным вкладом самого Соколова можно считать расшифровку нескольких телеграмм и записанных разговоров по прямому проводу между председателем ЦИК Я.М. Свердловым и председателем Уральского Совета А.Г. Белобородовым. Обнаружил их И.С. Сергеев, но они были написаны цифровым кодом, ключа к нему он не нашел.

Соколов их расшифровал и сделал вывод, что Москва заранее дала санкцию на убийство царя и остальных обитателей ДОНа. Этот вывод всегда представлялся спорным, а из расследования группы экспертов во главе с прокурором-криминалистом В.Н. Соловьевым (об этом речь впереди) ясно, что вывод Соколова был неверным.