Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба

Участники исследований разделились на два враждующих клана. Сторонники Екатеринбурга уличали в ошибках, методических просчетах, недостаточной компетенции и неэтичном поведении сторонников Москвы, а те, соответственно, наоборот.

Однако в обеих группах работали специалисты мирового класса. Первоначальные предположения Рябова и Авдонина были многократно перепроверены и уточнены многими разными методами: от судебно-медицинских и молекулярно-генетических до математико-статистических. Прежде всего, оказалось, что в захоронении покоилось девять трупов — из одиннадцати расстрелянных, а из записок Юровского следовало, что два трупа были сожжены, так что арифметика сходилась. Трудно предположить, что на том самом месте, которое точно указывалось в Записке Юровского, как место захоронения царя, его семьи и слуг, были зарыты другие трупы, и их тоже оказалось девять. Вероятность такого совпадения не равна нулю, но очень невелика.

Более углубленными анатомическими исследованиями было установлено, что четыре женских скелета (№ 3, 5, 6, 7) сходны между собой по ряду ключевых анатомических признаков, что говорило об их близком родстве. Возраст одного из скелетов был определен в 45–50 лет, три других принадлежали примерно двадцати летним. Мужской труп № 4 тоже был родственным трем молодым женщинам. Снова все сходилось: три царских дочери, их мать и отец.

Ну а как остальные четыре скелета — три мужских и один женский? Ни один из них в родстве с пятью остальными не состоял. Именно это было известно о четырех лицах, расстрелянных вместе с царем, то есть о докторе Боткине, фрейлине Демидовой, поваре Харитонове, камердинере Труппе. Вероятность того, что найдены останки царской семьи, а не какие-то другие, приблизилась к 99 процентам.

Однако красно-коричневые ритуалисты использовали каждое мелкое разногласие или сомнение кого-то из специалистов, чтобы снова и снова внедрять в сознание обывателей ритуальную отраву.

Как писала в 1994 году публицистка «Известий» Элла Максимова, «параллельно с работой в лабораториях и архивах шло нагнетание страстей в прессе и эфире. В выступлениях ученых и неученых мужей нет новых фактов, находок, состоят они преимущественно из вопросов, рассчитанных на вселение в граждан подозрений. Что говорить, сам институт судебного следствия у нас скомпрометирован, а фальсификация истории вошла в набор типовых принципов власти. Но какая корысть усматривается в деле о царских останках? Не подпитывают ли гласы общественности совсем иные мотивы? Неутоленное честолюбие, обида — почему меня, тоже специалиста, не позвали, обошли? Или мракобесные слухи о заспиртованных головах Романовых в кремлевских тайниках? Поступили ведь к [прокурору Генеральной прокуратуры В.Н.] Соловьеву и такие заявления, да на официальных бланках с печатями»[345].

Что же это за официальные бланки? Журналистка оборвала себя на полуслове. Не вытравленная с советских времен привычка к умолчаниям, дабы не пугать цензуру. Государственной цензуры давно уже не было, но живым оставался внутренний цензор!

Однако договорить недосказанное Э. Максимовой было не трудно. Очень и очень многие лица и организации «национал-патриотического» толка использовали понятный общественный интерес к «царскому делу» для нагнетания антисемитских мифов.

С 1992 года расследование проводилось под общим руководством прокурора генеральной прокуратуры РФ В.Н. Соловьева. Для генетической экспертизы, которая была наиболее важной и доказательной, Соловьев привлек доктора биологических наук Павла Леонидовича Иванова — одного из наиболее авторитетных в России генетиков-криминалистов.

Из официальной биографической справки можно узнать, что профессор и доктор биологических наук П.Л. Иванов — судебно-медицинский эксперт высшей квалификационной категории, один из основоположников и ведущих специалистов в области судебно-медицинской идентификации личности, установления биологического родства и т. п. В 1988 г. он — впервые в России — провел экспертизу по идентификации личности молекулярно-генетическими методами, после чего эти методы вошли в практику следственной работы. Им проведено более тысячи молекулярно-генетических экспертиз по установлению личности преступника, определению родства, установлению отцовства и материнства, фактов подмены детей, идентификации неопознанных останков. Он удостоен многими премиями и наградами «за фундаментальный вклад в разработку методов молекулярно генетической индивидуализации человека».

Иванов привлек ряд других ученых — не только российских. Генетические исследования останков царской семьи проводились в ведущих лабораториях Великобритании, США, Канады.