Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова

Тут у меня от горя дыхание перехватило, а в голове одна мысль – туркам отомстить! Встал я во весь рост, шпагу вытащил и командую:

– Якорь рубить, изготовиться к абордажу!

Однако лишь успел это сказать, где-то невдалеке страшный взрыв раздался.

– Что такое? – спрашиваю.

– «Евстафий», с флагманом турецким сцепясь, вместе с ним подорвался! – отвечают.

«Там же Дунайка! – мысль мелькнула. – Неужели и его потерял?»

А. Кившенко. Чесменский бой (Граф А. Орлов со штабом на верхней палубе линейного корабля «Три Иерарха»)

– Отставить абордаж! – приказываю. – Усилить огонь по туркам, жечь их зажигательными ядрами! Спустить шлюпки на воду, спасать тех, кто на «Евстафии» жив остался!

– Турки отход начали, – глядите, рубят якоря! – отвечают мне. – Испугались, как гибель флагмана своего увидели!

– Но пусть пока бегут, им он нас не уйти, и в порту достанем! – говорю. – А сейчас наших спасать – вот главное дело!

…Ушли шлюпки, а я места себе не нахожу – не дождусь, когда они вернутся. Покамест убитых сложили на большом куске парусины, и поп их отпел.

Вернулись шлюпки: смотрю, Дунайка на борт поднимается! Весь в саже перемазанный, мундир мокрый и рваный, клочьями висит, но лицо довольное.

– Видал, как «Бурдж-у-Зафер», флагман турецкий, взорвался? – спрашивает меня, а сам смеётся. – Не было бы счастья, да несчастье помогло: «Евстафий» сильно горел, и когда мы с флагманом сцепились, огонь на него перекинулся. Как рванула пороховая камера, куски «Бурджу-Зафер» до неба взлетели!

– Ты-то как уцелел? – обнимаю я Дунайку.

– Бог его знает: очнулся в воде, плыву на каком-то обломке. Так за него вцепился, что насилу мне руки разжали, когда наша шлюпка подошла, – улыбается он. – А ты чего невесёлый? – победу славную мы сегодня одержали, а завтра турка вовсе добьём.

– Ерофеич погиб, – отвечаю. – Нет больше моего земного ангела-хранителя.

– Да что ты? Как же это получилось? – Дунайку будто обухом по голове ударили.

– Жизни своей не пожалел, меня спасая. Потом расскажу, а сейчас сил нет… Вон он там лежит вместе с другими убитыми – иди, простись…

Опустить тело Ерофеича в море, как обычно моряков хоронят, мы не дали: вырыли ему могилу на берегу, там и погребли, а сверху громадный камень поставили. Цела ли эта могила, не знаю, сколько лет прошло…

Я. Хаккерт. Чесменское сражение

* * *

– Ну, что ещё об этой битве рассказать? – вздохнув, сказал граф. – На следующий день в Чесменской бухте, куда турки сбежали, мы их наголову разбили. Они уже не те были, что накануне, – об атаке не помышляли, лишь бы от нас отбиться. Это их окончательно сгубило: мы из пушек турок жгли, а ещё брандеры – небольшие корабли, специально для сжигания неприятельских судов предназначенные, – на турок пускали. Такой пожар в бухте учинился, что от флота турецкого остался только большой семидесятипушечный корабль и многие малые судёнышки, брошенные своими командами и попавшие к нам в руки. Турок в Чесме погибло более десяти тысяч человек, а мы наших матросов одиннадцать потеряли.

Императрице в Петербург я подробное донесение отправил, в котором о матросах не забыл упомянуть – о том, что они вели себя с тем же мужеством, умом, находчивостью и проявляли ту же ловкость и сноровку, как и в течение всей этой долгой и нелёгкой экспедиции. И чем больше распространяются по свету слухи об изумительном истреблении большого турецкого флота, писал я, тем громче звучит слава русских моряков!

Донесение это князь Долгорукий отвёз, и императрица на радостях наградила его Георгиевским крестом и орденом Святого Александра Невского, а о признании Долгоруким самозваного Петра Третьего и не вспомнила.

Григорию я также письмо направил, где коротко написал и шутливо: «Государь братец, здравствуй! За неприятелем мы пошли, к нему подошли, схватились, сразились, разбили, победили, потопили, сожгли и в пепел обратили. А я, ваш слуга, здоров. Алексей Орлов». Это письмо он потом многим показывал, его переписывали и из рук в руки передавали…

Неизвестный художник. Граф Алексей Григорьевич Орлов после Чесменского боя

Одержав победу при Чесме, мы всем морем тамошним овладели, и султан срочно мира запросил. Наши успехи могли быть ещё больше, если бы не моровая язва, которая тогда случилась, а пуще того, ничтожно малая помощь, которую мы от единоверцев своих получили. Они оказались обманчивы, непостоянны и трусливы; к тому же лакомы к деньгам и добыче, так что ничто удержать их не могло к сему стремлению. Легковерие и ветреность, трепет от имени турок суть не последние также качества были единоверцев наших.

Черногорцы, на которых мы так рассчитывали, тоже надежд наших не оправдали. Самозванец, что Петром Третьим себя называл, зарезан был подосланным турками убийцей, а после этого в черногорском народе раздоры и шатания начались, и таким образом турки верх взяли.