Царев город

С утра зателеньтенькали по всей Москве колокола, славя канун святой Троицы. Ешка и Звяга, приодевшись, пошли в Разрядный приказ. А с Лубянки идти в Кремль — никак торжища не миновать. Ешка на всякий случай размашисто перекрестился: не заманил бы бес сызнова в кабак. Звяга шел впереди, крупно шагая. Проходя мимо рыбных рядов, зажал пальцами ноздри — от столешниц нестерпимо воняло. В шорных рядах тоже вонько: пахнут разогретым дегтем хомуты, чересседельники, ремни всякие. Разжали носы и передохнули только около лавок меховщиков. Здесь овчины, шкуры прямо на рогатках, меха соболиные, норковые, беличьи для боярынь, княгинь, дьячих и воеводских женок и дочерей. Для простого люда — меха собачьи, кошачьи, заячьи. Пройдя по Пожару¹⁵, наконец, вошли в Кремль. Перекрестились на соборы, затопали к приказу.

Боярин Васильчиков бегал по прйказным палатам, шу-га‘л подьячих. Те мели, мыли и скоблили половицы, сметали в углах паутину. Стало известно: посетят ныне Разряд государыня Ирина Федоровна и царский конюший Борис Годунов. Чин конюшего и раньше был повыше всякого боярского, а ныне, когда царь болел, вся власть у шурина, он, пожалуй, и повыше самодержца будет. С Ешкой и Звягой боярин церемониться не стал, только крикнул:

— Мыслимо ли дело, сама царица вскорости прибудет. Такого при мне не бывало. Видно, отец Ефим, твоя Кокшага зело державе надобна. С духом соберитесь, а ты, Звяга, грамоты, карты и сметы — все как есть, на стол.

Вскоре пришли в приказ казначей Деменша Черемиси-нов, воеводы Ноготков, Григорий Вельский, Гагин-Великий и Шеховской. Чуть позднее явился со свитой митрополит Иов. Все поняли, совет будет не шуточный.

К назначенному часу вышли на крыльцо, чтобы встретить царицу. Летнее солнце било в глаза, и боярин Васильчиков из-под ладони оглядывал площадь — не появится ли Ирина Федоровна со свитой. Митрополит Иов со своими монахами спустился по ступеням и вышел вперед, ему первому благословлять царицу.

Никто не заметил, как сбоку из-за перил вышли царица и Годунов и стали подниматься по ступеням. Заметив это,* митрополит стукнул посохом по каменной плите и начал разворачивать хвост своей свиты, чтобы успеть к благословению хотя бы у входа в сени. Васильчиков и Черемисинов сбежали вниз, подхватили царицу под руки, повели наверх. Ирина одета просто, не по-царски. На голове малинового цвета начёльник, на плечах шелковый зеленый летник под* золоченым поясом без каменьев. Борис в летнем кафтане, в мягких сафьяновых сатюгах. Шапка летняя, без меха.

Ирина, заметив оплошность, повернулась к митрополиту, склонила голову под благословение. Сказала тихо:

— Свиту отпусти, владыко. Не для моления собрались, для дела. А вы, бояры, встаньте. Сидеть будем ныне без чинов и без мест, по-проетому. — Подошла к Ешке, протянула левую руку. Тот ткнулся в кисть губами, окутал ее бородищей. Хотел что-то сказать, не успел. Царица повернула голову к Борису:

— Вот сей подвижник, святой отец Иоахим.

— Вижу, вижу,— Годунов оглядел Ешку внимательно, прошел вперед царицы в сени.

В палате Годунов указывал места. Царицу посадили в кресло Васильчикова, рядом с нею воссел патриарх Иов. Ешке указали скамью на конце стола против царицы. Сам Годунов сел ближе к картам. Бояре и воеводы уселись на скамьи по обе стороны длинного стола. Первое слово взял Годунов:

— Триста лет свистела над Русью сабля ордынца, на

конец, с божьей помощью мы иго ордынское скинули. Но ныне снова на Русь аркан накинуть хотят. И уже не с полуденных пределов, а с иной стороны. Недавно хан Ислам-Гирей, послу нашему грозившись, говорил: «Если

царь ваш и в самом деле в дружбе хочет быть, то он бы наших недругов Мурата и Саадета у себя не держал, а послал бы их туда, где бы их не слыхать и не видать. Если он с ними подружится, то мы непременно станем ногайские и казанские земли промышлять — эти земли по Волге спо-кон веков были наши». И обещал при этом послать на черемисскую сторону ногайских, верных ему, конников в большом числе.

— Уж послал! — не утерпев крикнул Ешка.—То сельбище, где я пребывал, ногайцы сожгли.

— Вот видите! А казанцы и черемисы только того и ждут. И посему крепости на Кокшаге, на Санчурине и на Яране нам надобно возвести в наикратчайший срок. Ныне лета половина, до осени рукой подать, надобно, когда земля подмерзнет, дороги устоятся, первую крепость на Кокшаге начать возводить. А ныне нам до государева указа требуется все обговорить, дабы никаких потом оплошек не было. Кто начнет?

— Пусть отец Иоахим про черемису скажет, про место для острога найденное, — повелела царица.

Ешка встал, разгладил бороду, начал говорить: