Царев город

Тогда Сабуров стал проситься на прием к царице, дабы передать ей грамоту с Кокшаги. Данила рассчитал тонко: грамоту могли принять просто так и в Разрядном приказе, но разве могла любопытная Ирина пропустить рассказ о крепости из уст князя и воеводы? Принимали его по-простому во дворце Бориса Годунова. Царь все еще болел, и его перенесли из тесных и душных кремлевских палат к шурину в светлые, солнечные комнаты с видом на Москву-реку. Когда Сабуров вошел, он увидел чисто семейную картину. Царь сидел в низком кресле, спиной к окну. Одет просто — льняная толстая, длинная до пят рубаха, на острые колени наброшена большая шаль. Ирина сидит за пяльцами, вышивает образ Спаса Нерукотворного. Годунов в удалении справа сидит у стола, читает свитки. Дьяк Спиридон что-то пишет.

Данила шагнул к государеву креслу, хотел упасть на колени, но царь поднял руку, замахал ею.

— Садись, князь, будь как дома. Я поправляться стал— порадуй меня. Говорят, у тя грамота от Ноготкова воеводы?

Сабуров выхватил из рукава свиток, протянул царю-

— Дай, князь, грамоту сюда, — Ирина протянула руку через пяльцы. — Чай, это мой город строится, мне и читать.

Царица читала медленно, в комнате наступила тишина. Царь нарушил ее.

— Инородцы все еще бунтуют?

— Усмирились пока, государь. Землю для города продали добровольно, за малую цену, строить крепость многие пришли.

— Вот как! А я думал, они лютые.

— Всякие, государь. Бывают и лютые.

— Что про ногайского мурзу слышно? — спросил Годунов.

— Хотел было полк Гагина-Великого в ночи перерезать, да черемисская девка одна упредила. Князь более тысячи всадников из пищалей порешил.

— Вот как! С чего бы это черемиса нам радеть стала?

— Ас того, мой братец, — Ирина прервала чтение,— что посылали мы туда людей божьих с добротою и ласкою Они, чай, не звери — понимают. Спасибо, князь, что напомнил мне об этом. Обещала я благочинному Иоахиму написать указ, дабы всех русских беглых людей, которые в тех местах государю служить захотят, простить. И надо же, запамятовала.

— Нехорошо, Иринушка, — Федор покачал головой.— Ты теперь царица, а царско слово— это кремень. Я помню, ты мне про этот указ говорила. Спиридон, пиши немедля...

Дьяк глянул на Годунова, тот развел руками. Спиридон отложил свиток, взял лист чистой бумаги, начал писать указ. Время на это ушло немного, и дьяк поднес Федору свиток, столик с чернильницей и пером. Царь взял перо, обмакнул в чернила. Совсем хотел было подписать указ,

но Годунов сказал:

— Повремени, государь. Надо бы узнать, много ли там

беглых людей?

Царь задержал руку с пером на весу.

— Да более чем надо, Борис Федорович, — ответил Сабуров.

— Поясни?

— У меня из вотчины полторы сотни мужиков убежало,— соврал Данила. — А ежели указ будет, то я совсем нищ окажусь.

— Не прибедняйся, княже,—сурово заметила Ирина.— У тебя, я знаю, вотчины о семи местах, и мужиков в них хватает. А коли и утекут малость — царским городам польза. Подписывай, Федя.

Царь снова ткнул пером в чернила и поднял руку.

— Прости меня, матушка-царица. Я не к тому сказал, что мне для дела государева мужиков жалко, а к тому, что беглые людишки ко крепостям не бегут. На тех приволжских берегах их видимо-невидимо, а к Ноготкову ни один не пришел. Черемисы идут, а русские шатущие лкь ди — нет.

— Если так, то, может, и повременим с указом? — царь обратился к Ирине.

— Они, государь мой, потому и не идут, что боятся. Указа о прощении ведь нет. Давай, подписывай с богом.

Федор снова ткнул пером в чернильницу, развернул свиток-

— Ты, сестра, государя не торопи, — сказал Годунов.— Указ сей бояр, помещиков, князей озлобит. Мыслимо ли дело беглым потакать?

Царь убрал руку, свиток снова свернулся.

— Скажи мне, Федя, кто державой правит, мы с тобой али Борис Федорович? Ты же сам сказал — царско слово кремень.

— Я же добра державе хочу, Иринушка. Пусть государь подписывает сей указ, но пошлем его только Ноготкову. Всю Русь в бега отпускать можно ли? А ты, государь, позволь мне еще Сабурова спросить, что беглые люди в тех лесах делают? В ватаги собираются, разбойничают?

— Благо бы если так, Борис Федорович. Прибился туда разбойный атаман Илейка Кузнецов, собрал ватагу в тыщу, а может, более человек и увел всех служить мурзе Аталыку. Там и так наши вой от татар да черемис нужду терпят, теперь свои против государя воровать начнут. Лихо ведь.

— Я, Иринушка, вспомнил! — царь затряс головой. — Минулый раз ты просила за того Илейку. А он, вор, к мурзе! Подписывать не буду!

— Государь мой! — Ирина подошла к Федору, положила руки на его плечи.— Князь Сабуров, я знаю, правдивый человек, но он про того Илейку только слышал, а слухи могут быть напрасными. Отец Иоахим того кузнеца лучше знает, он жил с ним. Ему надо верить, он за русских людей в тех лесах ответчик. Подпиши указ.

— Боязно, Иринушка, — царь захныкал, как маленький.

— Стало быть, мое царицино слово на ветер?

— Сестра! — Годунов подошел к Ирине. — При чужих людях... Завтра утром наедине договоритесь.