– Пан воевода! Вышли нам на разговор своего лучшего человека!
Мнишек, подозревая вероломство, побоялся открыть ворота и велел шляхтичу Гоголинскому перелезть через стену и вступить в переговоры с боярами. Русские не тронули парламентера и подвели его к думным людям. Татищев, убийца Басманова, сказал шляхтичу:
– Кончилось господство обманщика, хищника, которого привел к нам твой пан. Жена его жива и будет отдана отцу со всей челядью. твой пан по справедливости достоин той же участи, потому что от него пошли нам беды и кровопролития; но Бог сохранил его от народной злобы – благодарите Бога! Теперь опасность миновала, и если хотите остаться целы, сидите тихо, не беритесь за оружие, не дразните народ, а то беда вам будет!
С этим наказом Гоголинский был отпущен назад. Мнишек согласился «сидеть тихо». Бояре выставили у его ворот стражу и отогнали толпу.
Одним испугом отделался и брат Марины, Станислав, староста Саноцкий, хотя москвичи были особенно злы на него, потому что его люди более других поляков бесчинствовали в городе. Выдержав первые атаки толпы, он дождался приезда Василия Шуйского, который посоветовал ему два дня не выходить из дому, чтобы дать остыть народной ярости против него.
Гораздо больше пострадал другой родственник Мнишка, хорунжий Станислав Тарло. При первых звуках набата на его двор в Китай-городе сбежалось несколько десятков польских женщин, их прислуга и пан Любомирский с дюжиной гайдуков. Москвичи, окружившие двор, потребовали отпереть им ворота и сдать оружие, обещая не делать полякам ничего худого. Жалобные вопли женщин заглушили голоса отдельных храбрецов, призывавших драться до конца: Тарло принял условия русских, потребовав от них клятвы, что они сдержат свое слово. Москвичи поклялись именем Св. Троицы. Но когда поляки отперли ворота и побросали на землю оружие, горожане рассудили, что клятва, данная еретикам именем Бога, в которого те так плохо веруют, не имеет никакой силы, и накинулись на безоружных людей. Убив и ранив несколько человек прислуги, клятвопреступники добрались до господ. Пани Тарлова пыталась закрыть своим телом мужа – ее избили, растоптали сапогами обе руки, раздели донага, но оставили в живых; так же поступили и с хорунжим. Вмешательство бояр приостановило дальнейшие бесчинства. Пана Станислава с женой и другими поляками повели нагишом по городу в Кремль, где сдали их под охрану стрельцов и выдали им кое-какое тряпье, в котором, по выражению очевидца, и наиподлейший человек в Польше постыдился бы ходить.
Разгромив двор Тарло, часть толпы направилась ко двору Стадницких на Варварке, располагавшегося напротив двора Романовых. Москвичи дважды или трижды ходили на штурм ворот, но поляки всякий раз отгоняли их ружейным огнем. Наконец нападавшие подтащили пушку и взгромоздили ее на крышу дома Романовых, но в этот момент подъехавшие посланцы бояр остановили дальнейшее кровопролитие.
Другая часть москвичей направилась со двора Тарло к дому, где жил о. Помасский, занимавший в Самборе должность королевского духовника. Помасский имел при себе походный алтарь, и его дом служил многим полякам местом совершения богослужения. Когда толпа ворвалась к нему на двор, ксендз как раз отправлял обедню в присутствии нескольких десятков поляков, мужчин и женщин. Двери комнаты, где происходило священнодействие, были закрыты. Горожане принялись выламывать их. Поляки схватились за оружие, но Помасский остановил их:
– Положим нашу надежду на Бога, и если нас перебьют, то умрем с достоинством!
Шляхтичи вложили сабли в ножны, но их миролюбие не остановило русских. Ворвавшись в комнату, они начали избивать всех, кто попадался под руку. С о. Помасского сорвали священнические облачения и били его кулаками, ногами и палками (он скончался от полученных побоев на третий день); его родной брат был убит на месте. Не довольствуясь душегубством, погромщики кощунственно глумились над святыней: ободрали материю с алтаря и надругались над церковной утварью и иконами.