Посольский двор, где жили Олесницкий и Гонсевский, не подвергался нападениям. Один польский очевидец пишет: «Надо отдать честь московитам: всякому, кто называл себя посольским, давали пощаду и приводили на Посольский двор, только облупливали их до ниточки». Однако соседний двор Казановских был осажден народом. Казановские умоляли послов спрятать их вместе с челядью у себя, но те некоторое время колебались, опасаясь, что толпа пойдет на приступ Посольского двора. Наконец послы велели сделать в заборе дыру, и Казановские с прислугой стали скрытно перебираться на Посольский двор. Спастись удалось не всем. В какой-то момент москвичи заметили этот маневр. Один из нападавших пробрался к дыре и прикончил рогатиной замешкавшегося гайдука; правда, и сам он тут же упал рядом со своей жертвой, сраженный выстрелом с крыши дома Казановских, где засели два десятка панских слуг, прикрывавшие отступление. Разъяренная толпа бросилась на штурм дома, перебила остальных поляков и уже приступила к воротам Посольского двора, готовясь ломать их. В этот момент ко двору подъехал боярин Борис Нащокин. Он остановил приготовления к штурму и вызвал послов на переговоры.
Ворота открылись; из них вышел Гонсевский. Нащокин, не слезая с лошади, сказал ему:
– Князь Федор Иванович Мстиславский, князья Василий и Дмитрий Ивановичи Шуйские и другие бояре велели сказать вам: в государстве вашего государя известно было, что после смерти Ивана Васильевича, царя и государя нашего, его сына, царевича Дмитрия Ивановича вскоре не стало на свете. Однако монах Григорий, Богданов сын, будучи дьяконом, впал в чернокнижие и убежал от наказания в Литву, государство вашего государя, где назвался царевичем Дмитрием Ивановичем, обманув и вас, и нас; а люди ваши вошли с ним в московские пределы. Тогда народ наш взбунтовался и, как царя Бориса Федоровича не стало, принял вора к себе царем; и он, будучи на государстве, воровал, бесчинствовал, хотел веру нашу христианскую искоренить и ввести еретическую веру. А царица, которую он называл своей матерью, созналась боярам, что он не ее сын, и все, узнавши это, не захотели более того терпеть и убили его. Вор уже мертв. Но вы, коль прибыли от вашего государя и всей земли вашей послами, то не бойтесь никакой беды: бояре приказали строго вас охранять, и предостеречь вас, чтобы вы не оказывали помощи старосте Саноцкому и другим польским людям, потому что они не с вами, а вы не с ними пришли. Они с воеводой сандомирским сюда приехали, хотели Москву заесть, и всякие обиды чинили русским людям.
Гонсевский на это отвечал:
– Правда, было у нас известие, что после великого государя вашего Ивана Васильевича остался сын Дмитрий, и слышали мы также, что Борис приказал его тайно убить. Но когда явился этот человек в наших государствах, то доказывал, что он истинный Дмитрий Иванович и что Бог его чудесно избавил от смерти. Люди наши, как прежде жалели о кончине Дмитрия, так потом радовались, увидев его живого; а ваши люди и думные бояре посадили его на государство. Теперь, как ты говоришь, узнали вы, что он не истинный Дмитрий, и убили его. Нам до этого дела нет: пусть вам Бог помогает по правде вашей! Мы, послы, уверены в своей безопасности, ибо не только в христианских, но и в бусурманских государствах охраняется безопасность послов. Впрочем, благодарим бояр за расположение. Что же касается до старосты Саноцкого и других польских людей, подданных его королевского величества, которые приехали с воеводой сандомирским, то они сюда прибыли не на войну, не с тем, чтобы овладеть Москвой, а на свадьбу, будучи приглашены тем, кто у вас был государем, и вами самими чрез посла вашего. Они не имели ни малейшей догадки о том, чтоб это был не истинный Дмитрий, и не делали никаких бесчинств. Если же кто-нибудь из людей низшего звания сделал что-либо дурное, – никто за виноватых не стоит; но нельзя же всем терпеть за одного. Поблагодари же бояр за их расположение и передайте от нашего имени пожелание, чтобы они постарались остановить пролитие крови подданных его королевского величества, ни в чем неповинных и защищенных мирным договором между нашими государствами. Сохрани Бог, если станут их мучить перед нашими глазами, – тогда мы не станем смотреть на пролитие крови наших братьев, а пойдем с ними умирать. А что из этого впредь может выйти, думные бояре сами легко могут рассудить.
Нащокин передал эти слова Шуйскому и тот поспешил в Белый город, где, как ему сообщили, москвичи бились с Вишневецкими.