С помощью ногайских татар Заруцкий овладел Астраханью, которая лишь недавно была присоединена к Московскому государству. Одоевский не решился сразу идти в столь далекий поход и собирал силы. Готовился к новой схватке и Заруцкий. К нему стекалась казацкая вольница, ногайский князь Иштерек обещал весной идти вместе с ним осаждать Самару, а сам атаман готовил караван судов, чтобы двинуться вверх по Волге.
Марина жила в астраханском кремле вместе с несколькими оставшимися при ней поляками. Все они были священниками: отец Антоний из Львова, иезуит Николай Мело и кармелит Ян-Фаддей. Для них она устроила домовую церковь, посвященную Богоматери. Таким образом, в татарском городе, посреди казацкого окружения, образовался маленький католический мирок.
Заруцкий атаманствовал в Астрахани в обычном своем духе: отрубил голову местному воеводе Хворостинину, казнил кого ни попало, не разбирая ни сана, ни пола, ни возраста, выкрал из Троицкого монастыря серебряное паникадило, из которого отлил себе стремена, и, кажется, выдавал себя за Дмитрия, поскольку от того времени сохранилась грамота на имя «государя царя и великого князя Дмитрия Ивановича всея Руссии, и государыни царицы и великой княгини Марины Юрьевны всея Руссии, и государя царевича и великого князя Ивана Дмитриевича всея Руссии». Что касается личных распоряжений самой Марины, то документально известно лишь одно: «Маринка же к заутреням в колокола рано благовестить и звонить не велела, боясь приходу (т. е. бунта. –
Весной 1614 года от Одоевского и из самой Москвы – от царя, думы и духовенства – пришла увещательная грамота к казакам, астраханцам, князю Иштереку и супругам Заруцким: в ней Марина называлась «еретицею богомерзкой, латынской веры, люторкой, прежних воров женою, от которой все зло Российскому государству учинилось». Да и сама она уже вряд ли думала о московском престоле, о своих прежних честолюбивых мечтах, и, сказав себе: «Танцуй, душа, без кунтуша, ищи пана без жупана», пустилась во все тяжкие. Она привыкла быть участницей ежедневных попоек Заруцкого в окрестностях Астрахани и боялась только одного: как бы ей не попасть в гарем персидского шаха, который уже справлялся через своих послов, «какова она лицом и сколько хороша… и горячи ли у нее руки».
Познав прелести казацкого правления Заруцкого, астраханцы на Вербной неделе 1614 года «учинили с ним рознь». Заруцкий с Мариной и 800 казаками должен был запереться в кремле. Отсюда озлобленный атаман до 12 мая громил посад из пушек, а когда в этот день к городу подошел передовой отряд Одоевского под началом стрелецкого головы Василия Хохлова, Заруцкий со своими спутниками тайно утек из кремля и на стругах спустился вниз по Волге, думая убежать морем. Однако какой-то казак Гришка «высмотрел, как едет вор Ивашка Заруцкий с Маринкою, а с ними его воры…».
Одоевский тотчас выслал погоню. Бывшие с Заруцким казаки разбежались по камышам, но местонахождение самого атамана и Марины оставалось неизвестным до 11 июня, когда один стрелец донес, что они ушли на Яик. Отряды Одоевского обшарили местность и обнаружили, что Заруцкий с Мариной скрываются на Медвежьем острове, в казачьем таборе, где «всем владеют казаки, атаман Треня Ус со товарищи, а Ивашке Заруцкому и Маринке ни в чем воли нет, а Маринкин сын у казаков…». Вот к чему привело Марину ее ненасытное властолюбие – теперь она во всем зависела от какого-то Трени Уса «со товарищи»!
24 июня стрельцы осадили казаков, которые и не подумали защищать беглецов. На другой день Треня Ус «со товарищи» объявил, что целует крест царю Михаилу Федоровичу, повязал Заруцкого и Марину и выдал их вместе с малолетним Иваном головами.
Пленников доставили в Астрахань, а оттуда порознь выслали в Москву. Страже строго наказали в случае нападения воровских людей Марину с сыном «побить до смерти», а живых никак бы не выдавать.
Жалкой пленницей въехала Марина во второй раз в Москву, где восемь лет назад ее встречали с такой пышностью и великолепием.