Царевич Дмитрий. Тайна жизни и смерти последнего Рюриковича. Марина Мнишек: исторический очерк

Где-то с этого времени и началась его связь с Мариной. Заруцкий мог нравиться ей как мужчина, – по выражению Мархоцкого, атаман был «красив и пропорционален», но главную роль в их сближении сыграли политические расчеты Марины, которая, как уже говорилось, возможно, искала подходящую замену Вору. Заруцкий же, видимо, всегда смотрел на Марину как на случайную связь, в какой-то мере выгодную. Во всяком случае, атаман нисколько не походил на благородного Андрея Бульбу, готового ценой жизни завоевать сердце прекрасной ковенской воеводзянки.

После убийства Ляпунова первенство в ополчении перешло к Заруцкому. Началось «казацкое правление», оставившее по себе самую горькую память, поскольку казаки соперничали с поляками в разорении страны. Заруцкий и Марина провозгласили наследником русского престола малолетнего Ивана и потребовали всеобщей присяги на его имя. Марина с сыном разместилась в Коломне, а шайки казаков рассыпались по Русской земле, свирепствуя над людьми и глумясь над святынями.

Воспользовавшись смертью Ляпунова, поляки в Москве вернули себе утраченные позиции. Сапега возвратился из-под Переславля и отбил у русских стены Белгорода. К счастью, дальнейшее наступление поляков захлебнулось. Войско усвятского старосты настолько распустилось от вольной, разгульной жизни, что все в нем зависело от желания «панов солдат». Часть ротмистров вместе со своими отрядами, бросив все, уехала в Польшу. Оставшиеся постановили на сходе оставаться под Москвой до 15 сентября и, если до этого времени им не выплатят королевского жалованья, составить конфедерацию, уйти в Польшу и Литву и «там получать за свои заслуги в столовых имениях его величества короля».

В довершение всего Сапега тяжело заболел и 14 сентября, за день до назначенного срока, скончался, так и не дождавшись от Сигизмунда денег и не успев стать явным мятежником. Его смерть оказалась настоящим бедствием для поляков. Сапежинцы распались на ряд мародерствующих шаек, помощи от которых осажденным полякам ждать уже не приходилось.

Зато наконец-то ими было получено известие о походе на Москву гетмана Ходкевича с многочисленным войском. Гетман, однако, не спешил. Лето прошло, а о нем не было ни слуху ни духу. Поляки же, оставшись после распада отряда Сапеги без подвоза продовольствия, совсем оголодали и «необыкновенно обнищали». На одном пиру, данном Гонсевским «панам воинам», лучшими блюдами были заплесневелые сухари с хреном, каша с перцем, квас и вода. Однако вскоре и эти продукты попали в разряд деликатесов. Поляки ели ворон, собак, кошек, крыс, ремни и сапоги; наконец дошло до людоедства. Однажды к военному судье пану Александру Ровницкому пришли солдаты, жалуясь на нестерпимый голод. У самого Ровницкого тоже не было ни крошки. Но солдаты стали угрожающе роптать, и тогда пан судья «дал им двух пленных, потом трех». Тащили в Кремль и трупы русских, убитых во время вылазок. Своих пока еще не трогали.

По всей Русской земле росло негодование не только против поляков, но и против «казачества и казачьих воевод», чтобы «не давать казакам дурна никакого делать». Патриотическое воодушевление русских людей в основе своей продолжало оставаться религиозным. Освобождение отечества начиналось с сокрушения о своих грехах, потому что выпавшие стране испытания представлялись заслуженной карой за грехи всего народа. Духовенство всеми силами поддерживало этот благочестивый настрой. Оно требовало от русских людей покаяния, многодневных постов, стремилось ободрить свою паству молебнами о спасении отечества и рассказами о чудесных видениях и грозных для врагов знамениях. После смерти в начале 1612 года патриарха Гермогена средоточие духовных сил народа переместилось из Москвы в Троице-Сергиеву лавру, откуда архимандрит Дионисий рассылал по городам и весям грамоты с призывом освободить столицу и спасти веру и государство.

Свет и на этот раз засиял с востока. Герои и богатыри на Руси, казалось, уже перевелись; зато нашлись два обычных человека, робко и даже как будто неохотно выступившие из безликой растерявшейся массы русских людей, – и лишь для того, чтобы после своего беспримерного подвига снова раствориться в ней. Эти двое – русский мужик и русский служилый человек – явили редчайший пример бескорыстного служения отечеству, и, видимо, не случайно их, и только их, изображением потомки решили украсить Красную площадь.

В октябре 1611 года в нижегородской земской избе выборные люди собрались потолковать о бедственных временах. Присланное недавно в Нижний послание Гермогена уведомляло о новой опасности, грозящей православной вере – решении Заруцкого и Марины посадить на престол «воренка», – и привело нижегородцев в уныние. «Верно, не будет нам избавления, а надо чаять еще большей гибели!» – таков был общий глас.