Царевна-ведьма

   — Да ты, да ты!.. — передразнила его Милолика, — Коли умом не рассудишь, то и пальцами ведь не растычешь, а! Хм. Вот скажи-ка мне лучше — что на нашем небе светит, а там мы поглядим, соображаешь ли ты в этой сфере хоть что-нибудь, или просто врёшь нам тут напропалую о своём якобы многомудрии.

   — В небе? — наморщил Кащеич лоб.

   — В небе.

   — Светит?

   — Светит…

   — Хэх! — сложил руки на груди Воромирка, а потом заявил выспренно: В небе светит солнце, месяц и звёзды — вот!

   — Надо же — угадал! — притворно Милолика удивление на лице своём изобразила, — Молодец! Умник! И впрямь ведь ты мудрила!

   — Э, стой-ка, милаха! — замахал вдруг Воромир руками, — Ты меня тут не путай, не обманывай! Это я тебя должон ведь спрашивать, а не ты меня… Говори-ка, давай, сколько звёзд на небе — а то ты проиграла!

   — Да знаю я, знаю, сколько этих звёзд там понатыркано, — отмахнулась от него Мила, словно от овода надоедливого, — Тоже мне тайна великая… Их там… Этих звёзд самых… Этих самых звёзд тама… На небе, значит, нашем…

   — Ну! — в нетерпении выдохнул Воромир.

   — Ровно на одну больше, чем ты думаешь, мудролюб! — быстро Мила тогда сказала и язык недругу показала.

   — Что ещё за чушь?! Как это на одну больше?! — выпучил тот глаза, — Поясни сейчас же, что ты тут мне наврала!

   — А вот так! — развела Милолика руками, — Солнце ведь тоже звезда, а ты его отдельно от прочих звёзд посчитал, когда перечислял, кто на небе светит. Значит, ты к звёздам солнце не причисляешь, когда о них толк ведёшь. Получается, что я права, а ты ошибаешься. Мой, значит, верх в этом споре, а не твой, адознатец!

   Ну и шум после слов сих Милкиных поднялся, ну и гвалт!

   Все почитай свидетели за малым, может быть, исключением её победительницей в этом споре признали. И как злобный Воромир ни возмущался, а таки смирился и он, наконец, с этой данностью.

   Супротив большинства ведь не попрёшь — маху дашь, ядрёна вошь!

   — Ну что же, — прожёг он свою соперницу змеиным взором, — Коли так, то и ладно. Теперь ты меня давай спрашивай, а я отвечать стану…

   Помолчала мал-мало Мила, умом чуток пораскинула, и такой вопросец Воромиру кинула:

   — А ответь-ка мне, мудрец адский Ворейка — что на свете… всего-всего больнее, а?

   — Ох-хо-хо-хо! — мгновенно развеселился тот, лёгкостью вопроса, видимо, обрадованный, — А тут и знать нечего! Это любой дурак тебе скажет! Самое больное на белом и на не белом свете — это когда тебя огонь немилосердно поджаривает, вот!

   То услышав, лешие с водяными да банниками согласно этак забормотали да головами своими закивали. Почитай что все они с таким умозаключением целиком и полностью согласилися.

   Но не согласилась с этим Милолика!

   — Ну уж, это нетушки! — громко она воскликнула, — Ты тут, Ворик, не прав, ибо есть и побольнее нечто гораздо…

   — Это, интересно, что же, а? — враз встал тот в позу.

   — А это совесть!.. — твёрдо сказала ведьмочка молодая, — Совесть нечистая куда как сильнее душу, бывает, терзает, чем даже само пламя…

   Однако, противу её ожидания, подавляющее большинство свидетелей мохнатых её почему-то здесь не поддержало.

   Хотя что, по большому счёту, тут было вообще-то странного? Свидетели-то эти нечистой силой считалися и сами, и о муках совести своей нечистой, за неимением видимо таковой, они особо и не помышляли, и таковой высшей муки не ведали они, наверное, ни шиша.

   Да дела-а. Вничью, короче, закончилось это их умственное состязание. А вместе с ним и вся их борьба-схватка. Никто из соревнующихся, получается, другому своё превосходство не доказал, и не обязан был, таким образом, чужой воле тут покоряться.

   Милолике-то что — она и этим исходом оказалась довольна, поскольку и ничья давала ей полное право адского жениха отшить к такой матери. Ну а Воромир разозлился вначале страсть прямо как: глаза у него стали такими ярыми, что метали, казалось, лучики пламени, а рожа у жениха неудатого красною стала, как тот бурак, и выражение заиграло на ней страшней страшного…

   Потом он норов свой разошедшийся кое-как в руки всё же взял, и даже под конец сумел вымучить на лице улыбочку слащавую.

   — Ладно, — махнул он рукою, словно с неудачей своею смиряясь, — Так и быть, Милолика — более я тебе не жених. Гость я просто-напросто, ага…

   — Ну, а коли так, — энергично он добавил, — коли гость я твой всего-навсего, то прошу я нижайше и тебе мою особу уважить. Прошу гостьей моею и тебя я побыть сколько того пожелаешь! Клянусь всем на свете — ничего худого тебе я не сделаю! Покажу лишь чудес всяческих тебе великое множество, и вернёшься ты домой, когда только захочешь!

   И надо же было такому случиться — согласилась неожиданно Милолика с предложением этим льстивым!

   То ли чары вновь тайные Воромир супротив неё применил, а то ли всё вышло так само, а прямо загорелась она в гостях у князя адского побывать. И как Баба-Яга её ни уговаривала, как переубедить её ни пыталася — ан всё-то ведьмочке азартной было по барабану! — потеряла она чувство опасности окончательно, и собралась уже отбыть в пределы незнаемые с наглецом этим адским…

   Видит тогда Яга, что её воспитанница одурела прямо, и говорит она, поразмыслив, гостю их рьяному: