Царьград: Путь в Царьград. Афинский синдром. Встречный марш. Бремя русских

Врачи пошли навстречу его горячим просьбам и разрешили ему перебраться с «Енисея» на берег. В госпитале МЧС ему выделили небольшую палатку, в которой он и поселился вместе с генералом Скобелевым. Наши ребята раздобыли для Верещагина этюдник, холсты и краски. Теперь Василий Васильевич, сидя в коляске, целыми днями в дворцовом саду занимался любимым делом. Я видел его эскизы будущих картин: наши корабли в Золотом Роге, грек-ополченец, беседующий со спецназовцем, красавица-медсестра, сидящая на скамейке в саду рядом с сержантом морской пехоты, дети-сироты на уроке географии, который проводит старый грек с роскошными седыми усами.

Генерал Скобелев тоже зря времени не терял. В день прибытия в город он был немедленно представлен полковнику Бережному. Как ни странно, двое старых вояк быстро нашли общий язык. Скобелев рассказал нашему «супермену» о своих сражениях в Туркестане. Бережной, в свою очередь, вспомнил Афганистан, где он первый раз понюхал пороху, будучи еще молодым лейтенантом.

Но, помня мою просьбу, Бережной вскоре перешел к нашим текущим делам. Он коротко рассказал Скобелеву о том, кто мы и откуда. А потом познакомил Михаила Дмитриевича с историей его жизни в нашем времени. Скобелев узнал о своих блестящих победах в сражении при Шейново и о взятии Геок-Тепе. И с ужасом прочитал полицейский отчет о своей странной смерти в 1882 году во второразрядной московской гостинице в постели проститутки.

Узнав о дальнейшей истории России в XX веке, он долго молчал. Потом попросил Бережного дать ему книги об истории военного искусства, атлас карт, после чего засел в своей палатке и принялся всё внимательнейшим образом штудировать. Лишь иногда, давая уставшим глазам отдых, он выбирался в сад, где сидел полчаса-час в компании Василия Васильевича Верещагина.

Вот во время одной из таких посиделок мы с цесаревичем и застали «сладкую парочку». Впрочем, отдых у них был «творческий». Скобелев расспрашивал моего старого знакомого, Аристидиса Кириакоса, о том, как наши «летучие мышки» захватили дворец султана. А Верещагин тем временем делал на холсте наброски портрета лихого грека. Занятые каждый своим делом, они не заметили, как мы с Александром Александровичем подошли к ним.

Первым на нас обратил внимание дед Аристидис. Не зная лично цесаревича, тем не менее своим чутьем старого контрабандиста он сразу понял – кто из нас начальник, и браво отдал честь наследнику престола. Только после этого он вежливо поздоровался со мной.

А вот Скобелев с Верещагиным от удивления просто остолбенели. Еще бы, здесь, в Константинополе, в сотне верст от России, перед ними появляется цесаревич собственной персоной, да еще в форме морского пехотинца и в зеркальных солнцезащитных очках! Тут уж, действительно, не верь глазам своим!

Довольный произведенным эффектом, Александр Александрович хохотнул рокочущим баском, а потом, призывая к молчанию, приложил могучий указательный палец к своим усам:

– Господа, я здесь инкогнито, поэтому прошу обойтись без особых церемоний. Рад видеть, что вы, Василий Васильевич, пошли на поправку. Я был очень расстроен, узнав о вашем ранении. А вы, генерал, как здесь оказались? Если мне не изменяет память, вы должны быть при штабе вашего батюшки, командира Кавказской казачьей дивизии?

Услышав скрытый выговор из уст цесаревича, Скобелев покраснел и хотел было что-то сказать в свое оправдание. Но я не дал ему открыть рта:

– Ваше императорское высочество, – начал я, – в настоящий момент генерал-майор Скобелев в Константинополе знакомится с новейшими достижениями военного искусства и изучает образцы нашего вооружения. Вы помните, у нас уже был разговор о том, что вот-вот настанет время для совместных действий сухопутных сил Югороссии и Российской армии.

Цесаревич согласно кивнул и внимательно посмотрел на Скобелева. Потом он перевел взгляд на меня. Я едва заметно кивнул ему. Александр Александрович всё понял.

– Генерал, – обратился он к Скобелеву, – я надеюсь, что вы прилежно будете изучать военную науку наших потомков. – Помните, что это чрезвычайно важно для нашей армии. И для вас тоже. – Это уже был открытый намек на возможный карьерный рост.

Я усмехнулся. Скобелев был крайне честолюбив, и теперь, после всего сказанного, он будет корпеть над нашими книгами днем и ночью. Что, собственно, нам и было нужно. Из всех военачальников, находящихся в данный момент в действующей армии, он один из немногих мог оценить возможности, которые откроются перед русской армией, если она научится взаимодействовать с нашей боевой техникой.

Попрощавшись с Верещагиным и Скобелевым, мы с цесаревичем медленно прогуливались по аллеям прекрасного сада, беседуя о том, как сложно будет находить общий язык людям XIX века и пришельцам из XXI века.