Что же выясняется на самом деле? Истоки семейного конфликта лежали в трудных обстоятельствах 1689 года, когда состоялся их брак. Но это вовсе не значит, что царский брак не удался с самого начала; напротив, современники видели, что «в начале» и «любовь между ними была изрядная», и царь Петр искренне приветствовал рождение наследника Московского царства. Не сбегал царь Петр от своей жены в Переславль, как обычно считается, а уезжал от жены строить корабли в Великий пост. И еще строил свой дворец в Переславле-Залесском, где должен был жить с женой и детьми. Случившийся разлад можно связать не столько с царицей Евдокией, сколько с властным вмешательством матери Петра — царицы Натальи Кирилловны, фактической правительницы царства, вершившей все дела во дворце в отсутствие сына, занятого чаще всего военными маневрами в Преображенском. Попытка царицы Евдокии «заместить» мать для царя Петра в своих наставлениях после смерти царицы Натальи Кирилловны в 1694 году, чтобы уберечь его от дальней поездки на Белое море и от опасностей походов под Азов, заранее была обречена на провал. В это время, видимо, и проявилась ее «горячность», о которой сама царица Евдокия упоминала в ряде своих писем. Но она столкнулась с еще более горячим и гневливым характером царя Петра.
Постоянное отсутствие Петра I во дворце еще было терпимо, пока на престоле оставались два царя. С началом единовластного правления царя Петра в 1696 году произошли важные перемены. С этого времени и начинается увлечение царя Анной Монс, и царский брак оказался в опасности, хотя у царя не было готового решения, что делать дальше с царицей Евдокией, от которой он твердо решил отказаться. Создается впечатление, что Петр «бежал» за границу в составе Великого посольства, переложив тяжелое поручение уговорить царицу Евдокию постричься в монастырь на свое ближайшее окружение во главе с боярином Тихоном Никитичем Стрешневым. И они с ним не справились, пришлось самому Петру, вопреки его намерениям, снова встречаться с царицей Евдокией и вместе искать устроивший всех компромисс с ее удалением из Москвы.
Как повела себя царица Евдокия в этих обстоятельствах? Сначала она по большей части была занята воспитанием наследника — царевича Алексея Петровича. Но когда царь заговорил с патриархом Адрианом и другими о возможной отправке ее в монастырь, царица Евдокия пошла наперекор воле Петра, а для всех его подданных, включая собственную семью, это было равносильно приговору. Возвращение Петра I из заграничного Великого посольства, расправы со стрельцами в 1698 году положили предел царскому браку, насильно разлучили царицу Евдокию с сыном. Она явно пожертвовала собой ради интересов царевича Алексея Петровича, согласившись на ссылку в Суздальский Покровский монастырь. Какое-то время она еще надеялась на новую встречу с Петром, пока не поняла, что тщетно ждать царского прощения; вся ее опора осталась в одной семье брата Авраама Лопухина, которому и выпало ее «поить и кормить».
С этого времени царица Евдокия исчезает из поля зрения современников. Пустили слух, что она умерла (а однажды она действительно была близка к смерти). Датский посланник Юст Юль, ездивший в марте 1711 года в Измайлово на поклон к царице Прасковье Федоровне и ее дочерям, передавал их рассказ о представлении им Петром I новой царицы Екатерины I: «Многие полагают, что царь давно бы обвенчался с нею, если бы против этого не восставало духовенство, пока первая его жена была еще жива, ибо (духовенство) полагало, что в монастырь она пошла не по доброй воле, а по принуждению царя; но так как она недавно скончалась, то препятствий к исполнению царем его намерения более не оказалось»{336}.
«Умершая» в представлениях царя Петра I и его окружения царица Евдокия тем временем переживала роковое знакомство в Суздале с майором Степаном Глебовым. Не надеясь больше на милость Петра, она все больше стала думать о сыне — царевиче Алексее Петровиче и с ним связывала надежды на изменение своего положения: сын ее «из пеленок вывалился», как она говорила в запальчивости. Впоследствии попытки царицы хоть как-то напомнить о себе сыну будут истолкованы царем Петром I превратно и превращены в обвинение по делу царевича Алексея Петровича. По словам Андрея Нартова, царь якобы ее первую упоминал в числе тех, кто толкнул царевича на «зло неслыханное»: «Когда б не монахиня…»{337}