Царица иудейская

Что при выборе «шаббат или смерть» сыны израилевы выберут смерть, знали за пределами земли Израилевой, и эти знающие так и норовили помочь его народу этот выбор поскорей сделать. Однако еще в один шаббат, когда греки были уверены еще в одной легкой победе, они вдруг увидели представшую перед собой толпу оборванцев, вооруженных чем попало, и им сперва почудилось, что это морок, насланный на них их богом Дионисом, накануне осчастливившим войско обильным возлиянием и прочими языческими удовольствиями. «Морок! Морок!» – вопило, удирая, Антиохово воинство. Особенно ужасало их в этом мороке зрелище самого Иехуды, сына Маттитьяхова, сына Хасмонеева, хромающего впереди всего сброда с мечом в одной руке и дубиной в другой и с рассеченным надвое пальцем ноги, оставляющим за собой кровавый след. Остановился он только тогда, когда они добрались до селения, где его семья нашла временный приют, и там он знаком приказал одному из своих людей, неотступно следующему за ним прямо по кровавому следу, привести жену со словами «пусть Нехора займется», указывая на рассеченный палец.

Когда Нехора появилась, с волосами цвета воронова крыла, волнами спадающими на плечи, в белоснежных одеждах, не способных скрыть прелести ее тела, он вместо приветствия протянул ей ногу. Он знал ее достаточно хорошо, чтобы не усомниться в ее ответе. Она приняла его ногу со свисающим пальцем и, подняв голову, оглядела изможденное войско, вооруженное мечами, дубинами и каменьями.

– Тот, кто несет самый большой камень, да выйдет вперед!

Двенадцать страшного вида бойцов, по числу месяцев еврейского года, выступили вперед, и она выбрала среди них того, кто держал в руках самый большой камень. Молча, жестом, приказала положить камень перед ней на землю. Он сделал, что она велела, и отступил назад, влившись в шеренгу воинов, а она опустила мужнину ногу на камень, достала из расшитого тканого мешочка нож (ходили слухи, что нож этот принадлежал когда-то самому царю Соломону Мудрому), взмахнула рукой и резко опустив нож на Иехудин палец, отсекла его от ноги целиком.

И сказала:

– Отрезанное наполовину да отрежется целиком, ибо наполовину отрезанное – враг здорового.

То, что сказала она тогда, дошло до нас благодаря ее многочисленным ученикам, записавшим все, чему она их учила, в книге, названной «Мудрость Нехоры», но позже она была признана апокрифом власть имеющими и к чтению запрещена.

– Да, инструменты у нас примитивные, – сказала Нехора, воз можно, представляя себе медицинский инструментарий будущего. Она обернула мужнину ступню листом дерева, известным своим свойством останавливать кровотечение. Следует заметить, что после упоминания об исцелении Иехудиной ноги дерево это не удалось обнаружить ни в Иудее, ни в других местах, что должно быть весьма прискорбно с точки зрения как людей, которые в нем нуждались, так и самого дерева.

Иехуда счел эпизод с пальцем ноги законченным: все, был да сплыл. Свидетели отметили, что во время экзекуции, известной в последующие столетия как Отсечение Большого Пальца Ноги, с его губ не сорвалось ни единого стона. Данный как будто бы незначительный факт, на самом деле указывает на то, что Иехуда этим безмолвным мужественным пренебрежением к боли, какой бы сильной она ни была, когда ни один мускул на лице не дрогнет, ни одна мышца не дернется, как бы ввел новую норму, что называется, поднял мировую планку. Недаром о нем говорили, что он по-мужски победил боль – так же, как победил изнеженных греков, исполнив древнее пророчество о воине, лишенном одного пальца ноги, который должен был отвоевать у врагов оскверненный ими храм и наново освятить его.

Искалеченная нога его сама стала чем-то вроде священного предмета, и, куда бы она ни ступала в пространстве храма, святость чудесным образом восстанавливалась, как будто она обитала там всегда, как на самом деле и было, если не считать кратких святотатственных перерывов, самым недавним из которых было водружение в алтаре крашеного Зевса, устроенного Антиохом IV и его приспешниками.

Едва Иехуда ступил в храм, его взгляду открылись свиные головы, валяющиеся повсюду, и свиные хвосты, торчащие в щелях между каменными плитами пола. У него перехватило дыхание. Казалось, выдыхаемый им воздух пытался прорваться сквозь ребра его груди, но застревал между ними, как свиные хвосты в щелях пола.

Он повернул голову в сторону входа и увидел своих воинов, ждущих от него знака.

– Осквернили храм! – только и мог он произнести.