Царица ночи

Свет отражался в прозрачных трубках капельниц и вспыхивал на мелькавших в воздухе скальпелях и иглах. Обнажались мышцы и кости, перчатки скрипели кровью. Реже бывало так, что операция шла по заранее составленному плану. Чаще в дело вмешивалось кровотечение или внезапно обнаруженная гематома. Хуже всего было услышать о наступившей асистолии, вынуждавшей всех отойти от стола и ждать. В одних случаях оставалось лишь зафиксировать время смерти. В других – вернуться и продолжать операцию, надеясь, что второй остановки сердца не произойдет.

И так снова и снова.

Матвей действовал механически: соединял порванные ткани, останавливал кровотечения, вытаскивал обломки костей, сдвинув брови над маской и давая короткие указания медсестрам. Не успевал он выйти из одной операционной к родственникам, его тут же звали ассистировать в другую, а затем начали привозить новых больных. Ни на скорбь, ни на радость времени не оставалось.

Он был первым в приемном покое, кто заметил, что к ним привезли Бабушку, которая решила повести на выставку внуков. Дети отделались испугом и царапинами, а вот ее лицо и юбка были залиты кровью. Парамедики шептались о критическом состоянии и безнадежном случае.

– Черта с два, – прорычал Матвей, не узнав собственного голоса, ожесточенного металлом и кровью. За последние часы им уже пришлось потерять нескольких пациентов, и он не собирался отдавать смерти еще одного, тем более если это был еще один дорогой ему человек. – В операционную, сейчас же.

Он шел рядом с коллегами, не чувствуя под собой ног, и пришел в себя, лишь когда надел перчатки и шагнул к столу.

– У нее же всего одна почка, – пробормотала Ева.

– Не начинай, – шикнул Глеб.

– Уже поздно, – мрачно сказал Матвей спустя несколько минут, глядя вниз и сдерживая дрожь в поднятой руке со скальпелем. Это было не размозжение, но серьезное поражение.

– Нефрэктомия [13] невозможна, – сказал ассистирующий ему хирург-травматолог, занятый открытым переломом. – А другого выхода нет, тут кровотечение.

– Нет, есть, – жестко ответил он. – Я знаю, что делать.

– Матвей, я все понимаю, но она уже немолода.

– Я знаю, – повторил он, протягивая свободную руку. – Зажим. Гейдельберг, тысяча восемьсот шестьдесят второй год, ошибка при удалении двенадцатого ребра стала решающей. Но вот что мы сделаем…

«Тяжелая травма поясничной области, – прозвучал в его голове серьезный голос Фаины. – Угроза геморрагического шока из-за падения давления».

В тот день на ней было строгое красное платье, слишком торжественное для его квартиры и тем более для наведения порядка в его книжном шкафу.

Матвей слегка улыбнулся воспоминанию и, описав свой план, приступил к работе, не обращая внимания на пораженные взгляды коллег.

– Давай, Бабушка, в декабре у твоих внучек новогодний концерт, – бормотал он.

– Остановка! – вскрикнула Ева, глядя на монитор блестящими от слез глазами. Все попятились, подняв руки.

– Дефибриллятор, – пробормотал Матвей, отсчитывая секунды. У него был план, и все теперь зависело от женщины на операционном столе и времени.

Тело слегка подбросило в воздух, но безрезультатно, и он скомандовал повторить еще раз.

– Разряд! – глухой стук. – Черт побери. Матвей, это безнадежно. Посмотри…

– Еще раз, – приказал он, уставившись на дефибриллятор, словно один взгляд мог придать тому сил. Как умершие могут танцевать на Балу под черной луной, как душа человека может провести века на пути перерождения, прежде чем снова встретит свою любовь, – так может внезапно завестись и сердце, правильно? Вопреки данному когда-то обещанию, он мысленно умолял Фаину о помощи.

Услышав успокаивающий писк, Матвей уверенно шагнул к столу вместе с остальными.

– Продолжаем.

* * *

– Спорим, Бабушка скажет, что после такого ты обязан на ней жениться? – пошутила Ева, когда они выходили из операционной. На часах было полпервого ночи.

– Она уже говорила это, когда поделилась со мной рецептом лучшего в мире яблочного пирога, – ответил Матвей, подавляя чувство голода. Ореховый батончик, который он успел съесть где-то в девять, был давно забыт.

– Я слышала, в ординаторской целая куча еды. Пошли скорее.

Открыв дверь, они действительно обнаружили на столах коробки с пиццей, пакеты с гамбургерами и даже несколько сетов с роллами. Матвей набросился на пиццу с жадностью, чувствуя, как все тело гудит от усталости. Фаина готовила ее вкуснее, но сейчас было не время привередничать. Голова словно налилась свинцом. Он сделал все что мог, но, к сожалению, иногда смерть все же оказывалась быстрее.

– «Гейдельберг, тысяча восемьсот шестьдесят второй год», – повторил сидевший рядом с ним Глеб. – Матвей, это войдет в историю отделения. Ты должен написать статью.

– Однозначно. Это будет статья о доступе по Рокотову, – сказала Ева.

– Мы сделали это все вместе, – сказал Матвей, улыбнувшись коллегам. – Спасибо. День был долгий, я поеду домой.

– После сегодняшнего мы обязаны сходить в бар все вместе. Матвей, отказ не принимается!