Глава четырнадцатая
«Не ходите, девки, замуж…»
– А я говорю, никуда не пойдешь! Ишь ты, любовь… Придумала! Молоко на губах не обсохло, а туда же.
– Вообще-то уже шестнадцать! Имею право! Ма-ам, скажи ему!
– Ремнем по жопе ты имеешь право. Мать, а ты что молчишь?!
– А что говорить-то? Девочка на самом деле выросла, и захочешь – дома не удержишь.
Лиза с благодарностью посмотрела на мать – хоть она понимает. Оказалось, рано радовалась.
– Лиза, девочка моя, папу все равно слушаться надо. Раз он сказал нельзя, то и нельзя. Иди спать.
– Надеюсь, запирать тебя не надо будет?!
Девчонка вопрос проигнорировала, ушла, от души хлопнув дверью.
– Настырная какая!
– Не из рода, а в род. Свекровушка покойная, мама твоя, один в один.
– И от тебя недалеко ушла, не обольщайся. Лучше проверь, а то сбежит к этому кобелю. Тот только рад будет. Да запри дверь потом.
Роман Ильич не особо заботился о привилегиях, но отдельную комнату для дочери, как только та подросла, выделил. Они с Аллой и сами еще молодые, мало ли чего захочется? И что, ждать, пока дите угомонится?
«Дите» было на месте. Перешагнув порог, Алла застыла в изумлении:
– Лиза!!
Сначала она увидела отражение: комната была устроена так, что входящий в первую очередь натыкался взглядом на большое зеркало – подарок Лизе от отца.
– Лиза!!!
– Что – Лиза? Не видела никогда такого? – девчонка зло рассмеялась, – Так полюбуйся!
Любоваться было не на что: в свои шестнадцать Лиза еще была гадким утенком – тощим, нескладным, с длинными, голенастыми ногами. Одно хорошо: вряд ли Витька Лазарев на такую красоту позарится.
– Прикройся, бесстыжая! – мать кинула Лизе покрывало.
– А кого мне стыдиться? Тебя, что ли? Родили уродину, ни кожи, ни рожи!
По части рожи девочка погорячилась: очень даже симпатичная рожа, личико, вернее. И носик, и глазки – все на месте. Вырастет, вполне и в лебедя превратиться сможет. Только беда: ей лебедем-то сейчас быть хочется!
Лиза, между тем, продолжала истерить.
– Жопы нету, титьки… Может, они у меня на спине растут? Может, я их просто не вижу?!
Алла захохотала.
– Поручик, что вы делаете? – Ищу грудь. – Так она спереди. – А там я ее уже искал. Уж извини, дочка, что такой анекдот тебе рассказываю. Но рассмешила ты меня. Сильно рассмешила.
Алла бережно укрыла рыдающую девочку покрывалом, усадила на кровать и сама села рядом с ней.
– Ты на меня посмотри, все ведь на месте, правда? А в твои годы я, как и ты была, тощая да нескладная. Аистихой дразнили. Выросла, и титьки тоже выросли, и задница. Все появилось. И у тебя появится. Дай срок.
Лиза постепенно успокаивалась.
– Мам, расскажи чего-нибудь хорошее. Про любовь.
– Сказку?
– Лучше как взаправду было.
– Взаправду не всегда счастливо. Это только в сказках все хорошо да гладко, а на самом деле всякое бывает.
– А у вас с папой всякое? Или как в сказке?
– Всякое, или как в сказке, – Алла улыбнулась, но в темноте Лиза этого не увидела.
– Это как?
– Это жизнь. Подрастешь, сама все узнаешь. Спи. А я пойду, поздно уже.
Лиза не ответила, уснула, словно провалилась в темный омут.
Про Виктора девушка больше не говорила, по вечерам убежать из дома не пыталась. Может, выкинет из головы эту свою любовь?
Роману Ильичу бы насторожиться – слишком все хорошо стало. А он, наоборот, успокоился.
Говорят, у каждого человека две любви: первая и настоящая. Редко, когда они совпадают, но зато всегда первую считают настоящей. На всю жизнь. До самой смерти. И обязательно обоих и в один день. Взрослые над этим посмеются, но кто не проходил такое? Спросите. Если ответят, что нет, – не верьте, врут. Или просто ущербные.
Лиза влюбилась впервые. Те детские влюбленности в соседских мальчишек не в счет. Там игра. А тут – Любовь. Настоящая. Со слезами, ревностью, бессонными ночами. И желанием. Неизвестным ей ранее, жгучим, заставляющим стонать по ночам и тихо сходить с ума от невозможности его удовлетворить. Начхать на приличия и условности! Девушка готова была сама броситься в объятия к любимому. Если бы не эти тощие бедра, торчащие пипки на месте полагающихся каждой порядочной женщине грудей. Уродина… Показать такое
И все равно Лиза старалась быть поближе к объекту своей любви: в столовой садилась неподалеку, вызвалась убирать у него на Ботанической. И дико ревновала к Людке Самохваловой!
– Эй, Ботаник, а девчонка-то на тебя глаз положила.