Царица ночи

У ширмы, где стояла кадка с цветком, было не протолкнуться. Но увидев начальника, народ расступился…

Что было потом, Роман Ильич не помнил. Кажется, он бросился на колючки, кажется, его кто-то оттащил. Кажется, его пытались успокоить, но в уши словно вставили вату, и он ничего не слышал. Сильвестр, Роман Ильич точно запомнил – это был именно Сильвестр, осторожно вытащил из его рук окровавленные ошметки, то, что когда-то было Лизой. Последняя мысль: даже похоронить нечего… А потом он и все остальные долго кашляли и чихали – пыльца забила нос и рот. Когда же все закончилось, он вдруг успокоился. Судьба. Так надо. Жертва, которая нужна Царице… Но почему именно Лиза?!

Никто и никогда не упрекнул Виктора в том, что случилось, все, как один, признали его право говорить от имени Царицы, быть ее глашатаем. Хранителем. И именно после этого его стали сторониться. Только вот ему, Виктору Лазареву, Хранителю, на это было уже глубоко фиолетово.

Глава пятнадцатая Там-Тамыч

13 ноября 2033 года. Перегон Петроградская – Черная речка, станция метро Черная речка

– Эй, Горшок, чего шатаешься туда-сюда? Люди спят, а ты шумишь.

Мишка не ответил ничего, только посмотрел в сторону дежурного. «Да клал я на тебя с прибором!» Вот до чего же этот Антон противный: не остался Горшок его развлекать, теперь будет придираться по любому поводу.

Мишка знал метро не хуже любого диггера: уж сколько он повидал этих туннелей, сбоек, вентшахт и коллекторов! За двадцать лет научился определять, где чисто, а где может таиться опасность. «Из этого прохода плохо пахнет» – для Горшка не просто слова из фэнтезийной книжки, а реалии жизни. Ко всему прочему, у лжеюродивого была прекрасная зрительная память и поразительное чувство пространства: оказавшись в любом туннеле, он мог безошибочно определить, в каком направлении находится нужное ему место.

Но сейчас Мишке совсем не обязательно было уходить далеко от Петроградской, новое жилье должно было: а) находиться рядом, б) быть сухим и в) не иметь второго выхода, то есть, тупиковым.

В сторону Горьковской, по вполне понятным причинам, идти было незачем. Туннель до Ботанической? Обжит весь, до последнего закутка, да и слишком уж шумный. Тогда, получается, к Черной речке? Мишка поймал себя на мысли, что за все эти годы так и не удосужился разведать это направление. Вот теперь заодно и исправит недоразумение.

Мультик запрыгнул к нему на плечи как раз в тот момент, когда Горшок подошел к краю платформы.

– Нет, Мультик, – Горшок стащил кота с шеи, – с Мишкой нельзя, Мишка пошел по делам. Аркадьевна Мультика накормит. Приду скоро, иди!

Котей обиженно мявкнул, но остался на месте. И только когда Горшок отошел на порядочное расстояние, упрямое животное побежало за ним.

К туннелю в сторону Черной речки определение «плохо пахнет» не подходило, но все равно было там что-то не то. «Пушкин ходит», – хихикнул про себя юродивый. Да и фиг с ним. Повидавший в туннелях всякого, Мишка не боялся ни бога, ни черта. Подумаешь, призрачные всадники… На то они и призрачные, чтоб мимо тебя проскакать и скрыться за ближайшим поворотом. Видел их Горшок, перепугался поначалу, да а кто не струхнет, когда на тебя лошадь несется? Затопчет и фамилию не спросит! А как понял, что призрак, аж вздохнул с облегчением, вот чес-чес. Собрат homo sapiens – вот кого опасаться надо.

Подходящую дверь он нашел быстро, открыл, заглянул внутрь: куча какого-то хлама, но пройти можно. Помещение было без второго выхода, то есть, вполне себе подходящее. Оставалось прибраться, и все, можно справлять новоселье.

Уборка – занятие энергозатратное, а посему Горшок решил сначала вернуться к Аркадьевне, Ильич наверняка уже смотался к себе. Почему его вдруг понесло не в сторону Петроградской, а на Черную речку? Он и сам не понял.

Перегон был длиннющий, Горшок изрядно подустал, прыгая со шпалы на шпалу. Вот и платформа. Только сейчас Мишка понял, что было не так: Черная речка была необитаема. Ну, не вот чтоб совсем, люди на платформе были, да только сама станция абсолютно не была обустроена, как полагается жилой.

Мишка осторожно поднялся наверх. Огня от горящих костров явно не хватало, чтоб осветить всю платформу, но людям, сидящим около них, было, кажется все равно. Мужчины, женщины, дети. Тихий гул от голосов, у дальнего костра кто-то бренчит на гитаре… Одежда неожиданная для метро: никаких брюк у женщин, и платки, закрывающие голову.

– Э, гайджо[1], не стой, иди сюда.

Гайджо… В голове словно что-то щелкнуло: цыгане. Табор.

Над костром в котелке что-то булькало.

Пожилая цыганка зачерпнула варево, налила в кружку, протянула ее Горшку.

– Пей. Чай, наш, цыганский.

Мишка удивился: что, вот так сразу и чай? Чужому и незнакомому? Но кружку взял.

– Пей, не бойся. Ты хоть и гайджо, только свой. Такой же, как мы.

Уточнять, что это значит, Горшок не стал.

– Откуда вы тут?

И на самом деле, откуда в Питере табор? Настоящий?!