Читаем Царица парижских кабаре полностью

Бывал, как я уже, кажется, говорила, Рудольф Нуреев… а вот Барышников, к сожалению, не появился ни разу. Впрочем, и я не пошла в его нью-йоркский ресторан «Самовар». По простой причине: собираясь туда, чтобы увидеть, как этот блестящий артист ведет дело, я решила позвонить метрдотелю, чтобы спросить, когда приходит сам Барышников. Метрдотель ответил: «Он не приходит почти никогда, мадам». Мы с Джонни переглянулись, пожали плечами и… не пошли!

У меня бывали известный шансонье Шарль Трене с миллионером Фусье, знаменитый бас Иван Ребров, композитор и певец Жак Дармон, телеведущий Мишель Друкер, композитор Гольдман, телеведущие Жак Мартен и Жак Шансель. Однажды, к моему большому удовольствию, у нас праздновал именины Хулио Иглесиас.

В те годы я часто выступала по разным каналам французского телевидения. Месье Робер Тутен, директор рекламных служб фирмы Sony, часто приглашал меня на ТВ, хорошо зная меня и мои песни, поскольку именно в Sony выходили мои пластинки. И сам заглядывал в ресторан с артистами.



Невозможно без волнения вспоминать, как я выступала вместе с пианистом Владимиром Ашкенази в телепрограмме Жака Шанселя. В ней пели также Ив Монтан и другие знаменитости – и вот, наряду со звездами, появилась на экране я.

«Ее отец исполнял эти песни, – писали газеты, намекая на то, что мои песни гораздо старше меня. – Людмила Лопато, которую вы увидите в передаче “Большая арена”, счастлива тем, что поет их снова. Но ее скромность ничуть не приглушает властного обаяния русского фольклора.

Людмила, восхитительная исполнительница, приглашена самим Владимиром Ашкенази при некотором участии Жака Шанселя. Это Шансель обратил внимание виртуозного пианиста на Людмилу Лопато, которая держит «Русский павильон» в Париже, на улице Франциска I.

“В юности я пела в Америке и в Англии, но отныне все свои вечера даю только в моем ресторане”, – говорит Людмила.

Каждый вечер Людмила садится за пианино и поет своим гостям “Синий платочек”, “О любви никому не рассказывай” и “Снился мне сад” – так, как она сделает это сегодня в “Большой арене”.

Она очень, очень боялась: “Мне казалось, что я никогда не смогу этого сделать! К счастью, Владимир подошел ко мне и сделал все, чтоб ободрить и успокоить меня. И поэтому я быстро вошла в работу!”…»

Я сохранила этот старый газетный анонс и улыбаюсь, перечитывая его. Он был очень лестно озаглавлен: «Ашкенази очарован хозяйкой ресторана, играющей на фортепиано».

Часто в передачах известных французских телеведущих Мишеля Друкера и Жана Мартена я, принимая их у себя в ресторане, пела и рассказывала про Пасху и Рождество, русские народные обычаи. На Пасху гарсоны подавали к столу куличи, пасхи и другие традиционные яства. Телесъемки завершались застольем, и все, кто в них участвовал, были очень довольны.

Об одной из таких пасхальных передач газеты писали: «Знаменитые русские в Париже, по преимуществу, люди искусства. Художник по костюмам Александр Васильев, изысканный, как отец дендизма Бруммель, обожающий песни Людмилы, праздник отмечает в ее “Русском павильоне”. Скульптор Игорь Устинов, сын актера Питера Устинова, предпочитает “Самовар” (“Там очень по-семейному”) или Plaza-Athenee (“Я люблю подпевать музыкантам”). Великий Ростропович, которого в Париже можно встретить везде, приглашен на корабль, где расположен ресторан La Ville de Petrograd. Серж Гинзбург, Соня Риккель, Иван Ребров и другие знаменитости помнят о своих корнях и воздают дань этому празднику, несмотря на споры о том, не становится ли он скорее символическим: в СССР теперь Пасха почитается больше, чем Новый год…»



Я в этой своей книге – конечно, вы заметили – часто цитирую газетные заметки. Наверное, потому, что в каждой сохранился дух того времени – и в каждой можно увидеть меня именно в тот период. Журналисты новых поколений характеризовали меня весьма живописно: «Людмила – одна из самых ярких фигур русской колонии Парижа. Глаза персиянки, по три кольца на каждом пальце… Верные друзья Людмилы не забывают о том, что гранд-дама “Русского павильона” была и романтической актрисой…»

На один из праздников мне прислали подарок из Грасса – двести высоких темно-алых роз. Это был новый, особый сорт, названный моим именем, «Людмила Лопато». Их аромат витал по залу, и я была так счастлива!

Когда в прошлом году Александр Васильев по моей просьбе заглянул в Интернет, он обнаружил там свыше двадцати статей, в которых упоминаются розы «Людмила Лопато». Их особо успешно выращивают в Южной Африке и в Зимбабве, там находятся самые большие плантации «моего» сорта.

В 1980-х годах в Грассе производились и духи «Людмила».

В продажу, впрочем, они не поступали. Патент на этот запах принадлежит моей семье. Мой сын Делано разработал для них нарядную упаковку в стиле мастерской росписи на сюжет «Руслана и Людмилы».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное