Царица поверженная

– Смотри! Смотри! – воскликнул он, потащив меня за руку вдоль стены, покрытой резными изображениями богов и царей. – Надо же, сколько фигур! А где тут я? Где я?

– Да постой ты! – ответила я. – Ты бежишь не в ту сторону. Нам туда, к юго-западному углу.

Мы свернули в нужном направлении и прошли мимо высеченных над головой богов и богинь. Я остановилась возле угла храма и указала вверх:

– Вот здесь.

Над нами высились две контурные фигуры в древнеегипетских одеяниях, державшие в протянутых руках благовония и другие подношения богам. Каждая была не меньше двенадцати локтей в высоту. Стоя прямо под ними, мы не могли как следует разглядеть их лица.

– Надо отойти подальше, – сказала я, и мы отступили по утоптанной земле на нужное расстояние.

– Он не похож на меня! – разочарованно воскликнул Цезарион.

– Конечно нет. Такова египетская традиция. Все фараоны изображаются одинаково.

Мальчик еще раз присмотрелся к рельефам:

– И ты, мама, тоже не похожа.

– Правильно, потому что существует обобщенный образ царицы Египта, которому следуют все статуи и фрески. Зато сразу видно, что изображен фараон или царица, а уж имя узнают по надписи.

– И одежд таких ты не носишь. А уж я и подавно. С чего бы мне надевать прозрачную юбку? – Он рассмеялся. – И эта двойная корона. Она такая большая, что, надень я ее на самом деле, она расплющит мне голову.

– Да, короны могут быть очень тяжелыми. Во всяком случае, короны фараонов. Поэтому мы надеваем их только во время торжественных церемоний. В будущем и тебе предстоит короноваться в Мемфисе, но к тому времени шея у тебя станет очень крепкой, потому что я намерена жить долго. – Я наклонила голову вбок. – Но сейчас не лучшее время, чтобы рассматривать рельефы: мало тени. Мы вернемся на закате.

– Они изобразили меня таким же высоким, как и тебя, – горделиво заметил он.

– Ну, ты почти такой же. Как твой отец.

Он действительно был похож на отца, но не столько ростом, сколько чертами лица и живыми, глубоко посаженными глазами.

– Мой отец, – тихо произнес он. – Как жаль, что я не могу его увидеть.

– Да, мне тоже очень жаль.

– Но ты видела его и помнишь, каким он был. А я нет: он умер раньше, чем я повзрослел настолько, чтобы запомнить. Правда ли, что бюст в моей комнате на него похож?

Я кивнула:

– Да. Римское искусство весьма реалистично, и сходство передано хорошо. Знаешь, тебе не помешало бы выучить латынь и познакомиться с сочинениями отца. Так ты узнал бы его лучше: люди, пишущие книги, разговаривают с нами через свои произведения.

– Но он же писал о сражениях и походах, а не о себе.

– Его сражения и есть он.

– О, ты знаешь, что я имею в виду! Он не писал речей или памфлетов, как Цицерон. А по ним понять человека легче.

– Думаю, что он писал и их, но не знаю, публиковались ли они. Возможно, что-то есть среди его бумаг, а их после смерти Цезаря разбирал Антоний. Возможно, какие-то произведения и сейчас у него, или он знает, где они находятся. Ведь когда твой отец умер, все хлопоты Антоний взял на себя.

– Но если такие бумаги и были, они, наверное, остались в Риме. А Мардиан говорит, что в Рим Антоний больше не вернется. Октавиан его не пустит.

– Неправда! Он может вернуться, когда захочет. Только зачем ему возвращаться, если его ждет поход против парфян? Вот победит их и вернется в Рим с триумфом. Октавиан и пикнуть не посмеет.

Цезарион пожал плечами:

– Мардиан сказал, что Октавиан позвал его обратно в Италию, а потом отказался с ним встречаться. Из-за этого, как Мардиан говорит, подготовка к парфянской кампании остановилась на целый год. А еще Мардиан говорит, что Октавиан, скорее всего, того и хотел, потому что…

– Ох уж этот Мардиан, любит он поговорить! – промолвила я с деланой беспечностью. – Да, Октавиан упрашивал Антония приехать и привести корабли в Италию, чтобы помочь ему в войне с Секстом, а потом передумал. Но Антоний и в Парфии времени не терял. Его полководец Басс выбил парфян из Сирии и снова отбросил их за Евфрат. Теперь можно приступать к настоящей войне.

– Хорошо. Я думаю, с ними давно пора сразиться по-настоящему.

– А говорил тебе Мардиан, что Октавиан не раз бит Секстом? При попытке сразиться с ним на море он едва не утонул сам и оставил на дне Мессинского пролива половину своего флота. Сцилла тогда едва не пожрала Октавиана. Его чудом вышвырнуло на берег, и он сумел уползти в безопасное место.

«И так всегда, – промелькнуло у меня в голове. – Он уползет, ускользнет, улизнет, отсидится в безопасном месте, восстановит силы – и опять за свое».

– Нет, не говорил, – признался Цезарион.

– Военные неудачи Октавиана стали у римлян предметом шуток. Знаешь, какую они распевают песенку? «Октавиан был дважды побит, ухитрился флот потерять. Но когда-нибудь и он победит, зачем иначе кости бросать?»

– Похоже, ты немало о нем знаешь, – заметил Цезарион.

– Я предпочитаю знать все, – был мой ответ.

«Но когда-нибудь и он победит, зачем иначе кости бросать?»

Несмотря на солнечное тепло, меня пробрал озноб.

– Идем, – сказала я, подталкивая сына в сторону нервно дожидавшегося главного жреца.