Царица поверженная

Я остановилась и закрыла глаза. Я ощущала легкую прохладу, напоенную запахом лилий и влажной земли, и слышала, как падают с ветвей капли. Влага, похоже, усиливала благоухание. Когда я посмотрела вниз, на все эти маленькие растения, чьи чашечки были до краев полны, мне показалось, что вода сделала головокружительно яркими и цвета: зелень травы, пурпур фиалок и синеву ирисов.

Воистину, любой сад после весеннего дождя подобен райскому. После дождя… Я крепче обняла Антония, чтобы ощутить его крепкое тело и доказать себе, что это не сон.

Далеко на востоке, позади горы Сильпий, из-за которой восходило солнце, раскинулась Парфия.

Она ждала.

Глава 23

В начале мая мы вступили в Армению, и новоявленный союзник Антония царь Артавазд дал в нашу честь пир в своем горном замке, смотревшем на долину, по которой текла река Аракс. Оглядев замысловатое сооружение, я поняла, что влияние греческого стиля в зодчестве, распространявшееся очень далеко, сюда не дошло. Греко-римский мир остался позади, и теперь нас окружало чужое: чужие манеры, чужой этикет, чужие мотивы поступков. Октавиан называл меня экзотической восточной красавицей, но это не более чем комплимент: Египет Птолемеев относился к греческому миру, весьма близкому и для Рима.

Пиршественный зал дворца – многокупольный, словно столы накрывались под сенью соединенных вместе шатров, – был расписан по сводам золотом и лазурью. Точно такие же причудливые узоры повторялись на гулком, устланном плитами полу. Стены драпировали тяжелые, богато расшитые золотом портьеры, а скатерти походили на ковры. На столах во множестве стояли массивные золотые сосуды, усыпанные драгоценными камнями, как жабья шкура – бородавками. Сам Артавазд оказался стройным и смуглым, с огромными глазами, задушевным взглядом и висячими усами. В разговоре он имел обыкновение смотреть мне прямо в глаза, и хотя речи его звучали исключительно учтиво, взгляд выдавал захватчика. Поверх намасленных локонов он носил тиару с ниспадавшей назад вуалью, и весь его наряд – шаровары, широкая пелерина, свободная туника с бахромой – был персидского покроя. На каждом из пяти его пальцев красовалось по перстню, а на некоторых – и по нескольку.

Мардиан непременно пришел бы в негодование: он порицал за роскошество жителей Антиохии, но и те недотягивали до армян.

Артавазда усадили между мной и Антонием, а по обе стороны от нас расселись римские командиры: Канидий, приведший сюда свои легионы, чтобы соединиться с основными силами армии, Титий, Деллий, Планк и Агенобарб. Все они были в обычной военной униформе: бронзовые нагрудники, пурпурные плащи, крепкие походные сапоги. Из украшений они носили лишь отличительные значки в виде венцов или серебряных наконечников копий и по сравнению с пышно разодетыми армянами выглядели строго и по-деловому.

В детстве я изучала мидийский и обрадовалась случаю заговорить на этом языке с Артаваздом. Пусть он имеет в виду, что мы можем понять, о чем он говорит со своими вельможами.

– Сколько же языков ты знаешь? – шепнул мне на ухо Антоний. На него это произвело сильное впечатление. – Может быть, ты говоришь и по-парфянски?

Парфянский язык я тоже изучала, но очень поверхностно. Многое я забыла и лишь в последнее время попыталась восстановить былые познания.

– Немного, – ответила я Антонию, пришедшему в еще большее изумление. – Кстати, не мешало бы и тебе его выучить. Ты ведь собираешься стать властителем Востока, а властителю не пристало зависеть ни от кого. В том числе и от переводчиков.

Антоний, однако, лишь хмыкнул: как все римляне, он искренне полагал, что весь мир им в угоду должен перейти на латынь. Артавазд жестикулировал, подчеркивая каждое слово замысловатыми движениями рук.

– Мы с моим братом, царем Полемоном, устроим парфянам хорошее кровопускание, – пообещал он. – Будем убивать их сотнями.

Услышав свое имя, царь Полемон Понтийский кивнул нам со своего места в конце стола. Антоний сделал его царем недавно, и он наслаждался своим титулом, как способен только выскочка. Совместными усилиями два восточных царька обещали пополнить армию Антония семью тысячами пехотинцев и шестью тысячами отборных всадников.