Царица поверженная

– Да, пожалуй, – подтвердила я. – А еще потому, что тебе понадобились египетские корабли.

Цезарион улыбнулся.

– Я рад, что ты вернулся. Я очень скучал по тебе, – тихо проговорил он.

Да, я знала и переживала из-за этого. Мальчик привязался к Антонию и так надолго разлучился с ним.

– И я скучал по тебе, – сказал Антоний. – У меня есть сын примерно твоих лет – о, не такой взрослый, – ему всего десять или около того. Ты «маленький Цезарь», а он «маленький Антоний» – Антилл. Может быть, он как-нибудь заглянет к нам, и вы вдвоем сможете наскочить на меня.

Антилла родила Антонию Фульвия. До сих пор он ни разу не заговаривал со мной о мальчике, из-за чего я упустила из виду тот факт, что в Риме остались люди, по которым он может скучать и вероятность встречи с которыми для него теперь, мягко говоря, невелика. Я была так озабочена соперничеством с Октавианом и Октавией, что позабыла о других связях Антония и о тех, кого он хотел бы повидать.

Допустить этого я не могла.

– А что, нам надо его пригласить, – быстро нашлась я. – Да, пусть приезжает в Александрию!

Мы расположились на ложах в нашей приватной трапезной – как раз девять человек на девять мест, – нимало не утруждаясь соблюдением этикета. Трое детей облюбовали одно ложе, где имели возможность возиться друг с другом. Мы с Антонием оказались напротив друг друга, по разные стороны стола: я – с Хармионой и Ирас, он – с Мардианом и Олимпием. Мардиан возлежал между Антонием и Олимпием, основательно разделив их своей тучной фигурой.

Это моя семья – люди, готовые отдать жизнь за меня, а я за них. Со всеми их недостатками, слабостями, проступками они все равно являлись самой надежной моей броней, единственным прибежищем под ударами судьбы.

Олимпий присматривался к тому, как действует рука Антония – легко ли сгибается? Хорошо ли функционирует?

Но пусть помогут ему боги, если он решится прямо спросить!

– Ты прекрасно сделал свою работу, Олимпий, – промолвила я, решив опередить события. – Рука триумвира совсем зажила.

Олимпий сердито глянул на меня. Только в семейном кругу нам позволено смущать друг друга, угадывая мысли – и раскрывая их.

– Я и сам вижу, – сказал он.

– Ты спас мою руку, ты истинный чудотворец! – воскликнул Антоний и помахал кистью, не утрудившись положить хлеб. – Да она запросто могла отвалиться, раз – и все! – заявил он широко раскрывшему глаза Александру. – Но Олимпий приладил к ней волшебную трубку, и весь яд вытек наружу.

– Не может быть, – удивился Цезарион.

– Точно, все так и было, – заверила его я. – Это древнее устройство, им пользовались в незапамятные времена, а потом забыли о нем. Наш Олимпий открыл его заново.

– Занимаясь лечением солдат твоей разбитой армии, я узнал о ранах много нового, – признался Олимпий. – Иной врач за всю жизнь не получает подобной практики. Мне бы хотелось… было бы интересно…

Он осекся, остановился и стал жадно обкусывать хрустящий кусочек ягненка в меду.

– Что? – Я заинтересовалась.

– Поучиться чуть подольше в Риме, – сказал он. – В этом центре лечения боевых ран.

– А ведь ты, Олимпий, утверждал, будто Риму нечему учить Грецию в области медицины, – напомнила я ему.

Мне в свое время пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить его согласиться на поездку.

– Раны – не совсем медицина, – упрямо проговорил он. – Или не совсем та медицина. Разный подход к лечению. Греки изучают болезни, а военные ранения – это разновидность травм.

– А почему бы тебе и впрямь не поехать в Рим? – живо отозвался Антоний. – Мы обещаем не болеть в твое отсутствие. И не затевать войн.

Олимпий пожал плечами:

– Да это я так, к слову… Я ведь не армейский хирург. Здесь, в Александрии, требуется врачебное искусство совсем иного рода. Ляпнул, толком не подумав.

– Я думаю, тебе стоит отправиться в Рим, – сказал Цезарион громким звонким голосом. – И взять меня с собой.

Я повернулась и посмотрела на него: в простой тунике, опирающийся на локоть, он выглядел как обычный здешний юноша.

– Что? – переспросила я.

– Я хочу поехать в Рим, – повторил он. – Хочу посмотреть его. Я уже три года изучаю латынь. Мой отец был римлянин, и ты все время говоришь об отцовском наследии, которое украл Октавиан, но я никогда его не видел. Я не могу даже представить себе ни это наследие, ни Рима с римлянами.

– Ну уж кого-кого, а римлян ты видел достаточно, – встрял, воспользовавшись паузой, Олимпий. – Их во всем мире полно, было бы на кого смотреть. – Он поставил свою чашу и строго взглянул на мальчика. – Нет причины ехать в Рим только для того, чтобы увидеть римлян.