Царица поверженная

Мне вдруг подумалось, что почти все важные события в его жизни происходят внезапно, по причуде. Взять хотя бы речь на похоронах Цезаря, или приход в мою каюту в Тарсе, или брак с Октавией и их расставание. А теперь вот это. Поступки, определявшие его судьбу, совершались по наитию, без здравого осмысления.

– Нет, при чем здесь порыв? Я поступил правильно. Все верно, – повторял Антоний. Он был готов твердить это без конца. – Я не огорчил тебя? Разве не пора начать отстаивать дело Цезариона? Это последний долг, который я могу отдать моему павшему вождю.

Вид у Антония был чрезвычайно решительный и целеустремленный.

– Нет, что ты, я не огорчена.

Мне лишь хотелось, чтобы он советовался со мной заранее.

– Идем! – сказал он, потянув меня за руку. – Сегодня все получили свою долю почестей, кроме тебя. Тебе не пришло в голову, что тебя обошли?

– У меня уже столько всего – чего мне еще желать?

Правда, я бы не возражала против того, чтобы он подарил мне царство Ирода.

– Вот увидишь. В моих покоях, сегодня ночью. Мы будем спать у меня.

Рука об руку мы прошествовали по коридорам дворца. Свежий ветерок продувал окна и портики, словно старался изгнать запахи буйного пира. Многие римляне основательно перебрали, и теперь слуги оттирали ступеньки и полы.

Покои Антония располагались на другой стороне дворца с видом на открытое море, в сторону от маяка. Я знала, что он любит смотреть на океан и ему нужен укромный уголок, позволяющий уединиться и чувствовать себя как в личной резиденции. Эти комнаты вполне отвечали таким требованиям.

– Входи.

Антоний распахнул двери и впустил меня внутрь, как будто был моим личным служителем.

Я всегда любила приходить сюда. Антоний обставил комнаты столами, стульями и сундуками из своих поместий в Риме. Большая часть мебели была старомодной, она давно принадлежала его семье и, может быть, теперь помогала забыть о том, что он в изгнании. Это ощущение все же возникало у него, несмотря на привычку и даже приверженность к здешней жизни. Люди могли предположить, что здесь он окружит себя восточной роскошью: жемчужными ширмами, парчовыми подушками, мягкими кушетками и расшитыми занавесями. Антоний, однако, предпочитал жить в республиканской простоте. Он был сложным человеком.

Он привел меня в смежную комнату, тоже аскетически обставленную. На столе лежал большой свиток и лист папируса. Горела одна-единственная лампа.

– Подарок должен соответствовать тому, кому его дарят, – тихо промолвил он. – Я знаю, чтó для тебя по-настоящему драгоценно, и счастлив подарить тебе именно это. Нет, положить к твоим ногам.

С этими словами он опустился на одно колено, взял свиток и действительно положил у моих ног.

– Что ты, не надо… – смутилась я.

Но он не поднимался с колен.

– Я у твоих ног. Впрочем, тебе это давно известно. Сегодняшний дар – лишь еще одно тому подтверждение.

Он поднял свиток и вручил мне.

Я развернула его. На гладком пергаменте был начертан акт передачи в мои руки библиотеки Пергама, давнего соперника Египта и по рукописям, и по изготовлению письменного материала.

– Пергамская библиотека! – воскликнула я. – Полностью?

– Да, все двести тысяч томов, – сказал он. – Их привезут сюда немедленно.

– Самая лучшая в мире, не считая Александрии… – Я была потрясена. – И теперь она в нашем распоряжении?

– Я знаю, что одно александрийское книгохранилище уничтожил пожар, когда Цезарь воевал здесь, – сказал он. – Надеюсь, это возместит потерю.

Это было неслыханно, как и все его поступки. От такой решительности и щедрости захватывало дух.

– Я… я благодарю тебя, – наконец выговорила я.

Библиотека Пергама во всей ее полноте!

– Это для твоего разума, – сказал он, потом встал и поднял второй лист.

Что еще там было?

– А это для твоего сердца. Или для твоих глаз.

Он вручил его мне, как ребенок, преподносящий увядший букет полевых цветов.

Это был рисунок, изображавший Геракла, – превосходно исполненный, основанный на знаменитой статуе Мирона.

– Я знаю, как ты любишь скульптуру, запечатлевающую человеческие тела в бронзе или камне, навеки сохраняя их совершенство. Вот этому изображению более четырехсот лет – но смотри, мускулы Геракла не увяли, живот не обвис, ноги не ослабели!

Да, только искусство способно сохранить молодость и силы. Может быть, поэтому мы так его и ценим. Я уже старше, чем статуя Венеры в Риме: она осталась молодой, я постарела. Какие чувства испытала бы я, увидев ее сейчас?

– Спасибо тебе, – сказала я, чувствуя глубочайшую благодарность. Как приятно, когда о тебе так заботятся, стараясь предугадать и исполнить твои заветные желания!

– Геракл прибудет через сорок дней.

Я воззрилась на рисунок:

– Но… значит… это не сам подарок.

Антоний рассмеялся.

– Конечно нет. Подарок – статуя.

– Что? Но она же находится в храме Геры на Самосе!

Он пожал плечами:

– А на Самос распространяется моя юрисдикция. Я уже распорядился, чтобы изваяние переместили.

Он ограбил храм, лишив его знаменитой статуи!

– Сейчас ее упаковывают и…

Я бросилась ему на шею, чуть не сбив с ног.

– Ты сумасшедший! – воскликнула я. Геракл работы Мирона будет доставлен сюда! – О сумасшедший!