Отразилось ли на лицах Планка и Тития разочарование? Не думаю, что это было настоящее разочарование, но ведь у каждого из нас в душе имеется маленький закоулок, радующийся неприятным новостям – о других, конечно же.
– О да, – сказал Планк.
– И поскольку вам доверена моя печать и ведение моей официальной переписки, я подумал, что ты и твой племянник станут отличными свидетелями и душеприказчиками. Готовы ли вы выступить в качестве таковых?
– Да, конечно. – Титий искренне согласился.
– Так вот, – сказал Антоний. – Я уже составил список – вот он – всех моих пожеланий. Но, конечно, их необходимо привести в соответствие с юридическими нормами. – Он помахал исписанным листом папируса. – Этим займутся писцы, вы же выслушаете мои распоряжения из моих собственных уст. – Он посмотрел на них. – Вина?
Его рука задержалась над кувшином.
– Не сейчас, – ответил Планк с большим достоинством, как будто никогда не мазал себя голубой краской.
– Тогда приступим.
Антоний пробежал взглядом по записям:
– Во-первых, я желаю, чтобы мой старший сын Марк Антоний унаследовал половину моего состояния…
Он продолжал перечислять доли, выделяемые другим детям, от Фульвии и Октавии. Зачем он настоял на моем присутствии? В чем тут моя заинтересованность, какое мне до этого дело? Его римские дети получают в Риме наследство – я тут ни при чем.
– Далее я желаю, чтобы мои сыновья Александр Гелиос и Птолемей Филадельф унаследовали каждый по одному из моих поместий в Кампании и чтобы моя дочь Клеопатра Селена унаследовала мой дом на Эсквилине…
– Прошу прощения, – заговорил Планк, и перо писца остановилось. – Как может твоя собственность в Риме отойти к этим детям? По закону…
– А разве я не единственный законный владелец моей собственности и не вправе распоряжаться ею по своему усмотрению? Вздумай я, например, сжечь дом – я вправе его сжечь. Значит, никто не помешает мне отчуждать имущество так, как мне угодно.
– Но закон…
– Закон устарел и нуждается в изменении, – махнул рукой Антоний. – Может быть, это и послужит стимулом для таких изменений.
Он кивнул писцу и повторил этот пункт.
– А теперь напиши следующее: я подтверждаю, что Птолемей Цезарь настоящий и законный сын покойного Юлия Цезаря и, следовательно, имеет право на все его достояние. Внучатый племянник Гай Октавий должен уступить вышеупомянутое достояние и вернуть его законному владельцу, а также прекратить использовать имя Цезаря и снова называться именем, данным при рождении, – Гай Октавий Турин.
Титий подался вперед:
– Это не относится к твоему завещанию! Наследие Цезаря тебе не принадлежит, и ты не имеешь права распоряжаться чужой собственностью.
– Ты возражаешь против моего утверждения? – Антоний вперил в него взгляд.
– Я имею в виду, что это заявление сделано не в твоих интересах, а в интересах третьего лица.
– В интересах моего пасынка, находящегося под моей защитой. Я его родственник, опекун, заменивший погибшего отца. Как римлянин, я представляю в Риме его интересы. А кто еще должен этим заниматься?
– Но это не имеет отношения к завещанию, – настаивал явно обеспокоенный Планк.
– Ничего, пусть будет записано, как сказано. В конце концов, я надеюсь, что мое завещание никто не прочтет еще много лет. – Он улыбнулся. – Я собираюсь жить так же долго, как Варрон.
Варрону, старому историку, было уже восемьдесят два года, но он продолжал писать, хотя и заявлял, что «пора собирать багаж для последнего путешествия». Для перевозки этого «багажа» потребовался бы целый обоз мулов: ученый владел обширной библиотекой.
– В таком случае, господин, я предлагаю тебе отойти от политики, как сделал он, – холодно сказал Планк. – Общественная деятельность и долгая жизнь редко ходят рука об руку.
Антоний смерил его долгим взглядом.
– Спасибо тебе, Планк, – наконец ответил он и снова взялся за документ. – Теперь последнее. Я желаю, чтобы после моей смерти и подобающей похоронной процессии на Форуме мое тело перевезли в Александрию, дабы оно упокоилось рядом с моей женой, с которой я хочу иметь общую гробницу.
Все, включая меня, были потрясены настолько, что некоторое время не могли проронить ни звука.
– Будет исполнено, – наконец пробормотал Планк.
– Вы слышали все мои распоряжения, – сказал Антоний. – Теперь засвидетельствуйте мою печать и подпись на документах.
Они послушно выполнили это официальное требование.
– Копия завещания будет, как подобает, отдана на хранение в храм Весты. Я хочу иметь гарантию того, чтобы мою последнюю волю не постигла судьба завещания Цезаря и после моей смерти ни у кого не возникнет сомнений или вопросов относительно моих желаний.
– Да.
– Но вы должны поклясться, что до оглашения сохраните все в тайне.
– Да, клянемся.
Планк и Титий ушли, как только он их отпустил.
Когда они ушли, я повернулась к Антонию. Я была потрясена.
– Зачем ты это сделал? – спросила я.
– Неужели ты не хочешь, чтобы меня похоронили рядом с тобой?
Он принял насмешливый обиженный вид.
– Я имею в виду, зачем ты объявил обо всем Планку и Титию? Они непременно проболтаются.