Царица поверженная

– Ладно, – буркнул он и отпустил наконец мои многострадальные плечи.

Словно почерпнув невесть откуда силу духа, Антоний вышел и обратился к солдатам. Я слышала его голос – громкий и уверенный, прохладный и освежающий, как горный поток, – и думала, что еще не все потеряно.

В ту ночь им овладело отчаяние. Он пригласил Соссия и Агенобарба зайти к нам после ужина и обсудить состояние флота. Теперь, после провала наземной операции, флот имел особое значение. В результате неудачной попытки прорыва мы потеряли несколько кораблей, а несчастный Таркондимот из Верхней Киликии погиб.

– Сам видишь, – сказала я, – не все подвластные цари предают тебя. Таркондимот отдал жизнь, причем вдали от своего дома.

И впрямь, по грустной иронии судьбы страна этого царя, погибшего в морском сражении, не имела даже выхода к морю. Я очень сожалела о том, что сравнивала его со змеей, пусть и мысленно.

Антоний покачал головой:

– Бедняга.

– Если мы сейчас отступим, получится, что его смерть напрасна, – наседала я, не позволяя Антонию поддаться отчаянию.

– Значит, для искупления его смерти потребуются новые жертвы?.. Ну, где же они? – Он нетерпеливо ждал приглашенных командиров. – Уже поздно. А я устал.

Он потянулся за чашей вина.

Шли бесконечные минуты, и Антоний уже осушил вторую чашу, когда появился Соссий с выражением крайней озабоченности на обычно невозмутимом лице.

– Я постараюсь не задерживать тебя допоздна, – сказал ему Антоний. – Вот только придет Агенобарб, и…

– Агенобарб не придет, – мрачно обронил Соссий. – Он ушел.

– К Октавиану?

Антоний даже не удивился, и эта безнадежность напугала меня больше, чем дезертирство Агенобарба.

– Хотя бы записку он передал?

Он говорил так, словно Агенобарб не смог прийти на званый обед.

– Да, император. Вот.

Дрожащей рукой Соссий протянул ему свиток. Антоний сломал печать, пробежал глазами текст и хмыкнул:

– Как настоящий моряк, он отплыл до полного отлива. Читайте.

Антоний бросил письмо на стол.

Я дала возможность прочитать Соссию, потом взяла сама. Агенобарб отплыл на лодке один, как только стемнело. Это письмо показалось мне странным: записка частного характера, никакой политики.

– Кашель его сильно одолевал? – спросила я.

– Ну… – Соссий задумался. – Пожалуй, да. Вчера вечером он очень мучился, а за обедом из-за этого почти не ел.

Может быть, он уполз умирать? И решил, примирившись перед смертью с Октавианом, упрочить положение своих наследников в Риме. Возможно…

– Вещи остались в его каюте? – неожиданно спросил Антоний.

– Да, все, – ответил Соссий. – Даже его любимый сундук с бронзовой обивкой. Так поступают только умирающие.

– Я отошлю их к нему, – заявил Антоний.

– Император! – возразил Соссий. – Должен же человек хоть чем-то заплатить за предательство!

Антоний пожал плечами:

– Может, и должен, но ведь не любимым сундуком. – Он плеснул себе еще вина. – Соссий, если хочешь отправиться за ним, уходи прямо сейчас.

– Император… – Соссий выглядел потрясенным.

– Впредь каждого, кто попытается дезертировать, будут казнить в назидание прочим. Болезнь приобретает угрожающие масштабы, и, чтобы остановить ее, придется прибегнуть к кровопусканию. – Он поднял чашу. – Но тебя, друг, я отпускаю свободно.

– Император!

– Хорошо, как хочешь. Но это была последняя возможность.

Антоний отпил огромный глоток.

Вино… о боги, что творится? Не хватает нам повторения Пергамской истории.

Я смотрела на него с опаской.

Но Антоний, как ни странно, выглядел абсолютно трезвым, словно сегодняшние потрясения сделали его невосприимчивым к вину.

– Полагаю, теперь нам придется снова обратить внимание на корабли, – перешел к делу Антоний. – В каком они состоянии?

Соссий представил краткий отчет. По его словам, годных к плаванию кораблей у нас оставалось больше, чем гребцов. К тому же люди пребывали в плачевном состоянии – как физическом, так и духовном. Телесно они истощились из-за скудной пищи (мы имели только то продовольствие, что нам доставляли на ослах по горным тропам), а на моральном состоянии пагубно сказывались бездействие, болезни и неудачная попытка вырваться из залива.

– Это смертельно опасная комбинация, император, – подытожил Соссий.

– Во имя богов, могут они просто сидеть и грести?

– Да.

– Тогда им придется грести, – мрачно заявил Антоний. – И очень скоро.

Когда от усталости и напряжения этого ужасного дня я уже теряла ясность мыслей и свет подвесной лампы расплывался перед глазами, нам доставили еще одно донесение.

Под покровом темноты Реметалк Фракийский и римский командир Марк Юний Силан перебежали к Октавиану.

Глава 41

– Ты видела его победителем. Но нельзя узнать человека, пока не увидишь его побежденным.

Олимпий обронил это мимоходом в разговоре про одного участника состязаний колесниц – я хотела его наградить, назначив главным царским конюшим. Теперь я вспомнила слова своего друга.

«Нельзя узнать человека, пока не увидишь его побежденным».