Царица поверженная

– Если вам придется встретиться с Октавианом наедине, – наставляла я их, – ведите себя очень учтиво. Не забывайте называть его… «император Цезарь». – Я заставила себя произнести это без содрогания. – Он ненавидит, когда его называют Октавианом.

– Почему? – удивился Александр. – Ведь это его имя.

– Да, точнее, одно из его имен. Это имя он носил в вашем возрасте. Но когда вырос, он получил другие имена, и они ему нравятся больше. У тебя, например, два имени – Александр и Гелиос, а у него целых четыре. Возможно, когда-нибудь ты предпочтешь, чтобы тебя называли Гелиосом. Тогда ты поймешь.

– Не думаю, – покачал головой сын. – Это слишком высокопарно.

– Некоторые не против высокопарности.

– А я рад, что мои дети не относятся к этим «некоторым», – подал голос Антоний.

– А мы с Октавианом в родстве? – спросила Селена.

– В отдаленном, – ответил Антоний. – Он доводится Цезарю внучатым племянником, а я – четвероюродным братом, так что считайте сами.

Хм. Александр сдвинул брови, производя в уме вычисления. Мальчик был силен в математике, но вскоре и он признал, что без папируса тут не обойтись.

– Надеюсь, вы исполните одно мое желание, – обратилась я ко всем, держа в правой руке агатовую чашу. – Это любимый пиршественный сосуд моего отца. Я помню, как он наполнял его, как подносил к губам. Пил из него. – Я подала знак, и слуга налил в чашу вина. – Как-то раз он сказал, что наши предки привезли чашу из Македонии, но за точность слов не поручусь. В любом случае в моем сознании она неразрывно связана с отцом, а сейчас я хочу увидеть ее в ваших руках.

Я отпила глоток и передала чашу Александру. Он откинул голову назад, пригубил вина и передал сосуд Селене, которая закрыла глаза и подняла его изящным движением.

– Филадельф тоже? – спросила она.

– Все, – ответила я.

Мой младший сын сделал большой глоток, и чаша перешла к Антиллу.

«Что станет с ним?» – задумалась я.

Антоний не предпринимал ничего в отношении своего сына. Он, похоже, считал, что Октавиан просто отошлет юношу в Рим и будет держать под рукой. Впрочем, где мог бы укрыться Антилл, где нашел бы убежище? И Египет, и Индия были ему чужими. Бедный мальчик, римлянин, лишенный родины! Мое сердце сострадало ему.

– Дети мои, – промолвила я, – уже через несколько дней Александрия подвергнется нападению. Ради вашей безопасности вам надлежит безоговорочно следовать указаниям командира моей придворной гвардии. Мы приготовили для вас укрытия в тоннелях под дворцом. Там есть еда, вода, светильники – все необходимое. По получении сигнала вам надлежит незамедлительно спрятаться там. Мы не можем предугадать, что случится потом.

Я помедлила, потом продолжила:

– Что бы ни случилось, чем бы все ни обернулось, помните, какая кровь течет в ваших жилах. Ваше происхождение столь высоко, что его будут чтить даже враги. Ничего не бойтесь.

– Разве мы не собираемся сражаться? – спросил Александр.

– Еще как собираемся! – заявил Антоний своим прежним голосом. – У нас четыре легиона, грозная македонская гвардия и египетские солдаты. Наша кавалерия хорошо обучена, и я сам поведу ее в бой.

– Не забывай о моем флоте, – напомнила я.

К спасшимся при Актии кораблям добавились новые, построенные здесь.

– Мы окружим город оборонительными позициями, – подхватил Антоний.

Похоже, в последний момент, когда всякая надежда утрачена, к нему вдруг вернулись прежняя решимость и энергия. Однако ему следовало раньше позаботиться о сборе своих легионов, о возведении оборонительных сооружений на Ниле, об укреплении Пелузия с его египетским гарнизоном. Слишком поздно душа Антония воспламенилась готовностью к борьбе: сейчас он мог лишь сгореть в этом пламени, как на погребальном костре.

– Октавиан движется к Пелузию, – сказала я детям. – Ему придется идти через пустыню, по безводным пескам, под палящим солнцем.

– Пелузий, – пробормотал Антоний. – А ведь я брал Пелузий… давным-давно.

– Да, тебе это место знакомо, – подтвердила я.

– Тогда я был молодым кавалерийским командиром, и Габиний решил восстановить вашего деда на троне за десять тысяч талантов, – промолвил он, подавшись вперед и обращаясь к Александру с Селеной. – Он послал меня вперед, на захват крепости, а сам спокойно дожидался в Иудее. Я взял ее штурмом, да…

Он мысленно вернулся в далекое прошлое, и годы словно отступили. Голос его изменился.

– Крепость сильная, взять ее нелегко, но я повел штурм, и она пала. Позднее, когда путь был расчищен, прибыл Габиний вместе с царем. Они хотели казнить всех египетских пленников, но я категорически отказался. Заявил, что они храбро сражались и заслужили жизнь. Ох и разозлились же на меня царь с наместником!

Он сделал большой глоток вина.

– Но в результате ты приобрел широкую популярность среди египтян, – сказала я. – Они все тронуты твоим великодушием.

– Да, это стало началом моей взаимной любви с Египтом. С того момента мы стали единым целым.

Он выдержал драматическую паузу.

– А потом, – он доверительно подался к детям, – я встретил вашу мать. Она тогда была не намного старше, чем ты сейчас.

Он взял Селену за подбородок.