Царица поверженная

– Кто ты такой? – спросила я.

– Меня зовут Гай Прокулей.

Прокулей? Антоний говорил, что с этим человеком можно иметь дело. Но почему?

– Мне доводилось слышать о тебе, – осторожно промолвила я.

– Что именно?

– Что ты достоин доверия.

Увы, Антоний слишком часто доверял людям, доверия не заслуживающим.

– Благодарю тебя за эти слова.

– Если ты и впрямь честный человек, передай своему господину мое непременное условие: пусть он возведет на трон Египта одного из моих сыновей, Цезариона или Александра, по его усмотрению, и гарантирует безопасность остальным детям. Если он так сделает, он получит и сокровища, и меня – пусть везет, куда ему вздумается.

На самом деле повторять судьбу Арсинои я не собиралась ни в коем случае, но сокровища вполне стоили наследия и безопасности моих детей. Ну а в триумфальном шествии Октавиана хватит и моей статуи.

– Он желает тебе добра, – настаивал Прокулей.

– Он желает получить мои сокровища, вот и все, – отрезала я. – Передай ему, что он должен сделать для получения их, и я не буду противиться.

– Доверься ему! – убеждал Прокулей. – Ты не представляешь всей меры великодушия императора. Дай ему возможность проявить его.

– Уже поздно, – сказала я. – Передай мои требования. Или, клянусь всем святым, мои сокровища охватит такое пламя, что его зарево позволит Октавиану читать без лампы.

Он быстро поклонился и ушел, сжимая меч. Меч, при виде которого мне хотелось открыть дверь и схватить его.

– Ну и представление, – промолвил Мардиан.

– Ох, Мардиан, – простонала я, бессильно опускаясь на холодный пол, – это безнадежно. Я не могу им верить, что бы они ни обещали. Я буду здесь узницей на те недолгие дни, пока остаюсь в живых. Как бы ни ответил на мои требования Октавиан, я должна уничтожить все, включая себя.

Я проиграла. Даже если он пообещает передать трон моим детям, я ничем не могу обеспечить выполнение обещания. Единственное, что у меня оставалось, – возможность уничтожить сокровища. Мне хотелось сделать это прямо сейчас. Мои опасения развеялись. Зачем мне жить дальше – чтобы увидеть еще один рассвет этого нечистого мира?

– Ну а если Октавиан явится сам, ты ему поверишь? – спросил Мардиан.

– Нет. Это притворство. Он пообещает что угодно, лишь бы прибрать к рукам драгоценности. Я бы и сама на его месте так поступила. Я понимаю его, как он понимает меня.

Антоний, будучи человеком благородным, никогда по-настоящему не понимал нас – он был слеплен из иного, более чистого материала.

– Для меня нет другого выхода, кроме смерти: пока я жива, горечь и позор поражения неизбывны.

Снаружи стало темнеть. Мы зажгли лампы, предусмотрительно принесенные с собой вместе с вином и фруктами. Продержаться внутри можно довольно долго. В дрожащем свете мой взор обратился к лестнице: я почти надеялась, почти ожидала увидеть спускающегося по ступеням Антония. Его самого или его тень?

Мардиан проследил за моим взглядом и коснулся моей руки:

– Не надо. Ты не должна подниматься туда.

– Только на мгновение.

– Не в темноте. Не сейчас.

Наш разговор был прерван каким-то шевелением снаружи. Послышался стук в дверь. Я встала и направилась на звук. В свете факелов я разглядела, что на сей раз к решетке прижимается новое лицо.

– Я хочу говорить с царицей.

– Кто ты такой?

– Мое имя Корнелий Галл.

Галл. Сочинитель виршей и командир, утвердившийся в Киренаике после дезертирства войск Скарпа.

На сей раз они прислали ко мне военачальника высокого ранга.

– А, знаменитый полководец Галл, – проговорила я. – Ты, наверное, хочешь почитать стихи. Уже написал какую-нибудь оду по случаю взятия Александрии?

– Оставь злые речи, госпожа, – сказал он. – Я пришел с миром. Октавиан, мой и твой благородный друг, протягивает тебе братскую руку…

– Может быть, он твой друг, но никак не мой, – перебила я.

– Ты заблуждаешься на его счет…

И так далее и так далее. Слова лились рекой – пустые заверения в добрых намерениях. Ничего конкретного. Просто слова, призванные усыпить мою бдительность.

А потом… сейчас… Как это случилось, причем так быстро, мне теперь не воспроизвести. Я была занята пустым разговором через решетку, выслушивала вкрадчивые обманные слова, пока не решила положить конец беседе. Я слишком устала, и ноги у меня болели.

И тут сверху донесся шум. Оттуда, где лежал Антоний…

Обезумев от восторга, я обернулась с криком:

– Я верила, что ты вернешься!

Правда ли это? Действительно ли я всерьез рассчитывала, что он снова вернется к жизни и ко мне, побуждаемый волей и желанием, способным пересилить саму смерть? Или это был приступ безумия вроде тех, что одолевают нас при столкновении и истинным и окончательным небытием?

Кто-то спешил по лестнице. Лицо и фигура терялись в тени, а когда я повернулась, чтобы разглядеть его получше, он схватил меня за руки. Конечно же, то был не Антоний. Значит, пора кончать!

Пока я тянулась к поясу за кинжалом, в голове моей мелькали мысли: «Жаль, что это не змея, а всего лишь клинок. Даже здесь я потерпела неудачу».