Указав на Землю – деревянный шар, висевший между двумя колоннами, – и Луну, он потянул за веревки и заставил шары пройти один мимо другого так, чтобы их тени перекрывались. Когда «Луна» проходила между «Землей» и «Солнцем», это вызывало затмение «Солнца», а когда «Земля» проходила между «Солнцем» и «Луной», случалось затмение «Луны».
– Видите, как изогнута тень? – спросил он возбужденным голосом. – Это кривизна земной сферы. Если измерить ее и установить, на каком расстоянии находится Луна, мы узнаем размер Земли. Ты все понял?
Вопрос был обращен к внимательно наблюдавшему за опытом Цезариону.
– Да, конечно, – отвечал мальчик очень серьезно. – Проблема в том, как точно вычислить расстояние до Луны.
Диодор был поражен его кратким и точным ответом.
Как и я.
В ту ночь, прощаясь со мной перед сном, Цезарион сказал:
– Может быть, мне нужно стать астрономом. Или математиком.
Да уж, хорошие занятия. Достойные и, главное, безопасные.
– Может быть, – ответила я. – Зависит от того, к чему призовет тебя судьба.
Разумеется, почему бы царю Египта не быть математиком? Одно другому не мешает.
Теперь я с нетерпением ожидала дня затмения и каждую ночь наблюдала, как убывает, истаивая кусочком бледного воска, Луна. Солнечное затмение наступит тогда, когда Луна станет совершенно темной.
Рассказы Диодора так повлияли на Цезариона, что в предвкушении великого события мальчик потерял сон и несколько раз являлся ко мне посреди ночи со словами:
– Я не могу спать!
Однажды он сказал:
– Расскажи мне еще раз про Артемиду и Аполлона, как они гоняют по небосводу на лунной и солнечной колеснице. Правда, что затмение случается, когда их колесницы сталкиваются?
Он рассмеялся.
Я обняла его и накинула ему на плечи легкое одеяло.
– Ты знаешь, что Артемида, Аполлон и солнечная колесница – это лишь образы? – спросила я. – С их помощью поэты пытаются описать такие прекрасные и таинственные небесные тела, как Луна и Солнце.
Раз уж он занялся математикой, ему придется распроститься с верой в старые предания.
– Значит, на самом деле Аполлона не существует? – Его голос прозвучал жалобно.
– Ну, он… Он существует, но вовсе не ездит по небу в колеснице, запряженной четверкой лошадей. На самом деле его больше интересует творчество. Например, музыка и все светлые стороны жизни, за которые в ответе Солнце.
– Вот оно что! – Мальчик прильнул ко мне, обнял меня и невинно спросил: – А почему ты стала такой толстой? Вроде бы и ешь немного.
Только ему я позволяла обнимать себя, и сейчас на мне не было обычного пышного одеяния. Вопрос захватил меня врасплох, да еще в середине ночи, и я не нашла ничего лучшего, чем растерянно пропищать:
– Потому что внутри у меня ребеночек.
– Правда? – Голос Цезариона тоже чуть не сорвался на писк. – А это мальчик или девочка?
– Пока не знаю, – ответила я. – Придется подождать, пока выяснится.
– Когда? Когда?
– Ну, где-то осенью. Ты доволен?
– Еще как! У всех есть братья или сестры, и мне всегда хотелось иметь кого-нибудь.
Как для него все просто!
Наступил день великого затмения, и мы собрались на самой высокой террасе дворца, на открытой площадке, откуда открывался широкий обзор. Солнце в тот день светило особенно ярко и неистово, словно бросало вызов попыткам затмить его. Оно обжигало открытые участки кожи и в конце концов заставило меня скрыться в тени навеса. Наблюдателям пришлось нацепить широкополые шляпы. Они щурились, прикрывали глаза от слепящего света и чувствовали себя немного глупо – ведь их ожидания основывались на абстрактных математических расчетах. Никаких зримых признаков того, что сегодня случится нечто необычное, пока не было.
Тут же, на террасе, находилась группа астрологов, намеревавшихся истолковать затмение с точки зрения своей науки. Они оживленно переговаривались и, похоже, спорили.
– А я вам говорю, что Луна женского рода, а Солнце мужского, – горячился один. – Если Луна затмевает Солнце, то женщина возвысится над мужчиной, будет править или уничтожит его.
– Верно, но о чем идет речь? – подхватывал другой. – Не о том ведь, надеюсь, что жена какого-нибудь сапожника будет командовать своим муженьком? Наверное, это относится к политике.
– Само собой, – хмыкнул первый. – Небеса управляют судьбами сильных мира сего и не снисходят до простонародья.
– Но гороскоп можно составить для любого человека, – заметил третий астролог. – Значит, небеса правят жизнью каждого.
– Может быть, – неохотно согласился его оппонент. – Но это грандиозное событие предупреждает нас о чем-то столь же грандиозном. Небеса определяют все, вплоть до мелочей, но они не умаляются до того, чтобы возвещать нам о пустяках.
– А ведь есть пророчество о женщине с Востока, что будет править Римом, – подал голос второй астролог.
– Возможно, затмение как раз и знаменует приближение ее правления, – подхватил третий.
– А возможно, все это чушь, вздор и пустая болтовня, – прозвучал прямо у меня над ухом голос Олимпия.
Я резко обернулась к нему и спросила:
– Есть ли на свете хоть что-то, во что ты веришь?