Царица поверженная

Ибо Антоний действительно «послал за мной». Однако на сей раз он обращался не к царице Египта, а ко мне лично. Не как представитель Рима, а как Марк Антоний.

«Приезжай ко мне. Я не приказываю тебе, как союзник. Я прошу тебя — как тот, кто хочет тебя. Привези наших детей. Прошу тебя, позволь мне их увидеть», — написал он.

Письмо пришло вскоре после того, как уехала Октавия. Когда Антоний писал, она, скорее всего, еще находилась в пути. Сам Антоний сделал Антиохию своей резиденцией на время подготовки к парфянскому походу: намеревался перезимовать там, а по весне выступить с легионами на врага.

Я откликнулась на его зов и прибыла в Антиохию, но на сей раз не в обличье Венеры, а с длинным списком требований. Ему предстояло или принять их, или проститься с надеждой иметь Египет своим союзником. Я прекрасно понимала, что принуждать нас к союзу силой он не станет: это снова отсрочило бы осуществление его главной задачи и привело к пустой трате драгоценного времени и денег. Антоний нуждался в нас и не был заинтересован в ссоре, ибо не мог позволить себе, выступая против настоящего — и серьезного! — врага, подставить спину потенциальному противнику.

Детей я с собой не взяла. У Антония есть только один способ увидеть их — жениться на мне. Причем не тайно, как Цезарь в Филах, а публично. Пусть он возьмет меня в жены на Востоке — кому здесь дело до того, что подумают в Риме? — и признает наших детей. И хватит болтовни насчет римских обычаев и законов: этих отговорок я наслышалась достаточно и от Цезаря, и от Антония.

И он должен уступить Египту утраченные древние территории. Пусть преподнесет мне присвоенные Римом земли в качестве свадебного подарка. В драгоценных безделушках я не нуждаюсь, а вот наши владения — в самый раз.

А если он не примет все мои требования, я, не теряя времени на пустые разговоры, уеду. Во всяком случае, именно так я определила свою задачу, что и сделало эту поездку возможной для меня — царицы Египта.

Что касается моих чувств, то я утром и вечером молилась Исиде о том, чтобы при встрече с Антонием мне хватило сил настоять на своем.

«Когда я увижу его снова, — просила я, — не дай мне опозорить себя! Помоги мне смотреть на него лишь как на правителя, с которым я должна вести политические переговоры. Помоги мне не поддаться своей женской натуре, пока он не согласится на мои требования!»

Мы еще не встречались, хотя я жила во дворце уже два дня. Каждый из нас ждал, что его позовет другой. Но на сей раз ему меня не переупрямить: он не получит моего приглашения, даже если я не увижу его еще месяц. Завтра же отправлюсь осматривать этот знаменитый город, давно пора!

Тени удлинялись, добравшись до ворот дворца. За горизонтом закат окрасил небо красным, птицы возвращались к своим гнездам.

Я уже собиралась удалиться к себе, когда — наконец-то! — ко мне приблизился слуга с запиской. Я развернула ее и в быстро тускнеющем свете прочла:

Прошу оказать мне честь и отужинать со мной сегодня в моих покоях.

Больше ни слова.

Юноша ждал, склонив голову набок.

— Передай благородному Антонию, что царица приняла его приглашение, — сказала я.

На миг я помедлила перед высокими кедровыми дверями, обитыми бронзой: я мимолетно подумала, что мы, Птолемеи, всегда порицали Селевкидов за тягу к показной роскоши. Правда, мы сами грешили тем же, но вкус у нас, на мой взгляд, поизысканнее. Что же до Антония, то эта великолепная дверь совсем не соответствует его склонностям. Может быть, оно и к лучшему? Пусть наша встреча произойдет в таком месте, которое не навевает никаких общих воспоминаний. Отсутствие знаков из прошлого поможет мне тверже держаться в настоящем и не забывать о будущем. Дверь распахнулась, и за ней открылся огромный зал с таким высоким потолком, то он терялся в сумраке. Гигантские балки из резной древесины украшали те чеканные бронзовые накладки, что и на дверях. В дальнем конце зала на резном кресле восседала фигура — сама по себе внушительная, но зрительно уменьшенная монументальным окружением.

После нашей последней встречи прошло почти четыре года — то же самое время, что от смерти Цезаря до моего плавания в Тарс. А если бы я тогда вновь увидела Цезаря? Впечатления от встречи после долгого расставания оказались более ошеломляющими, чем я предполагала, но все же менее сильными, чем могло быть. В конце концов я увидела всего лишь человека, сидящего в кресле.

Он встал (плащ изящными складками ниспадал с плеч) и протянул мне руку.

— Приветствую тебя, о возлюбленная царица! — произнес он голосом, способным заставить меня позабыть обо всем на свете.

— Приветствую тебя, благородный триумвир Антоний.

Я шагнула вперед, дав ему возможность взять мою руку. Он поцеловал ее, похоже, не без смущения. Огромный зал казался почти пустым, однако даже те немногие, кто находился в нем, сейчас были лишними.

— Все свободны. — Антоний махнул рукой людям из свиты. — Когда мы будем готовы пойти к столу, я дам знать.