Царица поверженная

Мы с Антонием остановились перед жрецом. Остальные, следовавшие позади, сгруппировались вокруг нас. Жрец воззвал к Исиде, прося ее, создательницу семьи и брака, соединить нас и принять наш союз под свое покровительство. Он спросил, по доброй ли воле становимся мы мужем и женой, на что каждый из нас ответил утвердительно. Антоний говорил громко и четко, я — гораздо тише. Я поймала себя на том, что мне трудно говорить. Священнослужитель попросил нас принести обеты верности, жить вместе и заботиться друг о друге всю оставшуюся жизнь. Не сдаваться перед невзгодами, сказал он, и не почивать на лаврах, но держаться вместе всегда и во всем, пока нас не разлучит смерть.

Кольцо в этой церемонии обязательным не было, но Антоний достал его и надел мне на палец, тем самым еще раз подтвердив, что берет меня в жены.

Статую Исиды окропили священной водой, прозвучали нужные молитвы, воскурили благовония, принесли в жертву мои волосы. Жрец звучным высоким голосом пропел ритуальный гимн.

Обряд завершился. Мы стали супругами. Антоний взялся за уголок моей вуали и попытался приподнять ее.

— Могу я увидеть лицо моей жены? — спросил он.

Но я остановила его.

— Нет, нет, позже.

Это соответствовало греческому обычаю.

Мы вернулись к колеснице, но путь обратно оказался гораздо дольше, ибо уже сгустились сумерки. Теперь сопровождающие двигались не за нами, а перед нами, с факелами в руках, распевая свадебные гимны. На колеснице все еще хранивший молчание Антоний взял мою руку — ту, на которой было кольцо, — и держал ее в своей. Золотое ожерелье тяжело лежало на моей шее.

Во дворце поджидало свадебное пиршество — горы приготовленной второпях, но свежей и вкусной еды. Были поданы жареные кабаны, копченый морской окунь, устрицы, угри и лобстеры, соленая рыба из Византия, финики из Иерихона, дыни, горы лепешек, сочившихся медом, с равнины Гиммет, и море прославленного лаодикейского вина.

Мне представили командиров, которым предстояло сыграть важную роль в грядущей кампании: смуглого и худощавого, похожего на сатира Марка Тития, Агенобарба — лысеющего, но с кустистой бородой, острым взглядом и (как мне рассказывали) еще более острым языком. Тут же был и Мунаций Планк с его лучезарной улыбкой и густой копной соломенных волос, и наш колесничий Канидий Красс, превосходивший остальных ростом. Его отличало скорбное выражение узкого лица; Антоний, улучив момент, объяснил мне, что этот малый всегда выглядит, как на похоронах. Держался Красс весьма учтиво, не выказывая по отношению ко мне ни малейших признаков враждебности.

Последним был Вентидий Басс, полководец, изгнавший парфян обратно за Евфрат и, как выразился Антоний, «обеспечивший нам возможность отметить сегодняшний праздник здесь, в Антиохии».

Басс натянуто поклонился. Он был старше прочих командиров и фактически принадлежал к поколению Цезаря.

— Басс уезжает в Рим для заслуженного триумфа, — с гордостью объявил Антоний. — И ты непременно расскажешь всем в Риме о сегодняшней церемонии, да?

Басс удивился.

— Что? Да, если ты… хочешь этого, благородный Антоний.

Очевидно, он думал, что Антоний не собирался оповещать Рим о своей восточной свадьбе.

— Да. Да, именно этого я и хочу. Будь добр, не забудь.

— Как тебе угодно.

— А теперь, — громогласно возгласил Антоний, привлекая всеобщее внимание, — я хочу объявить о своем свадебном подарке. — Он развернул свиток и начал читать: — Царице Клеопатре моим повелением передаются следующие земли: Кипр, западная Киликия, побережья и морские порты Финикии и Иудеи — за исключением Тира и Сидона, центральная Сирия, Аравия, бальзамовые рощи в Иерихоне и права на добычу битума в Мертвом море.

Все разговоры мгновенно стихли. Я уловила всеобщее потрясение и гнев.

Антоний свернул свиток, вложил мне в руки и простер над ним свои ладони.

— Это твое. Все твое.

Я поняла, что он передал мне не только бывшие владения Птолемеев, отошедшие к Риму, но и территории — такие, как Иерихон, Аравия или Мертвое море, — распоряжаться которыми сам не имел законного права. Передал гораздо больше, чем я просила.

— Благодарю тебя, — произнесла я, ощущая, как сгущается вокруг атмосфера враждебности.

Пора было уходить в наши покои. Большая компания проводила нас до дверей, и двери закрылись, однако для остальных свадебный пир не закончился. Снаружи доносилось пение свадебного хора.