— Вот, значит, как? И зачем же Октавия все время приглашала его?
— Да ведь они оба зануды, друг другу под стать. Если хочешь знать, заниматься с ней любовью было все равно что… что…
— Не хочу я этого знать! И слушать об этом не желаю!
Как бы они там ни спали с Октавией, мне в то время приходилось спать одной. В чем, между прочим, радости мало.
— Все равно, что ничего, — гнул свое Антоний.
— От «ничего» дети не рождаются, — раздраженно буркнула я. — А ты, между прочим, занимаясь «ничем», дважды стал отцом.
— Она была моей женой. Она имела право…
— Слышать не желаю о ее правах! А ты, значит, не забывал об обязанностях, потому что твой драгоценный Октавиан ночами торчал у тебя под окнами, проверяя, как обстоит дело с исполнением супружеского долга.
Антоний лишь рассмеялся, сочтя это забавным.
— По правде сказать, Октавиан был бы не прочь забрести и в спальню.
— Ах, как смешно!
— А разве нет? И с чего ты завела этот разговор?
— Ты первый начал! Стал читать ее письмо. — Я указала на свиток, который Антоний все еще держал в руке, не успев бросить в корзину для писем.
— Ну, больше не хочу! Я подумал, что, если не прочту его, ты неправильно это истолкуешь. — Он помахал письмом. — Да мне на него наплевать. Забудь! Почему это так тебя беспокоит?
— А почему так тебя беспокоит Цезарь?
Вид медальона повергал Антония в конвульсии, так что я волей-неволей перестала его носить, решив сохранить и со временем передать Цезариону.
— Потому что он… потому что он Цезарь! Кому охота идти по стопам Цезаря? Но Октавия… В ней нет ничего особенного. — Он стал потирать себе запястья. — Впрочем, ты права. И то и другое глупо. Всякий, кто отравляет настоящее прошлым, глупец.
Антоний встал со скамьи и подошел ко мне. На лице его появилось сосредоточенное выражение.
— Давай лучше наслаждаться сладостным даром богов.
Он погладил меня по волосам и привлек к себе.
— Не сейчас! — встревоженно промолвила я. — Разве не помнишь: ты назначил аудиенцию послам из Каппадокии?
Меня всегда поражала способность Антония возбуждаться в самое неподходящее время.
— Ничего не поделаешь. Пусть найдут себе развлечение, пока мы развлечемся по-своему, — заявил он, подхватив меня на руки и направляясь в спальню. — В Риме есть свадебный обычай: муж должен перенести жену через порог. Если я споткнусь, это дурной знак. Оп-па!
Он ловко переступил порог и положил меня на постель.
— Препятствие позади, беда нас миновала. Я сделаю вид, будто ты моя пленница, — прохрипел Антоний, ища губами мои губы и обшаривая меня жадными руками. — Будто тебя захватили в твоем дворце, связали и доставили ко мне.
— Почему ты все превращаешь в игру? — прошептала я.
Теперь он возбудил и меня.
— А разве Дионис — не бог актеров? — спросил он.
Его губы перебегали к моей шее, ложбинке на горле. Антоний навалился на меня, вдавливая в матрас. Я и вправду почувствовала себя пленницей, только вот ни малейшего желания убежать у меня не было. Я обняла его, скользнула руками вниз по его плечам и спине. Прикосновение к его мускулистому телу изгнало из моей головы все остальное. Я содрогнулась от нахлынувшего желания.
— Господин, послы… — донесся из комнаты перед спальней неуверенный голос.
— Послы… пусть подождут… намного.
Я едва услышала его слова: он произнес их, почти не отрывая губ от моего тела.
Этот неожиданный приступ желания не оставил ему времени даже снять одежду. Так что ему не стоило большого труда подготовиться к встрече послов — разве что разгладить волосы, что он и сделал, устремляясь к двери. Я осталась лежать в ошеломлении, словно после урагана или иного удара стихии. Таков был в своем неистовом вожделении Антоний.
Я посмотрела на плывущие по небу облака и убедилась, что они продвинулись не так уж далеко. Антоний оказался прав: послам не пришлось ждать долго. Границы приличий он не преступил.
Словно надвигавшееся землетрясение, весть о предстоящей кампании Антония распространялась по всему Востоку, заставляя многих замереть в тревожном ожидании. Прошло почти двадцать лет со времени катастрофического поражения римлян при Каррах, и всем было известно, что римляне никогда не оставляют свой позор неотмщенным. Десять лет назад Цезарь намеревался покарать парфян, но он пал. Возмездие пришлось отложить, но в его неотвратимости никто не сомневался.
Толки о численности и мощи армии шли перед ней, как трубачи, раздувая и без того огромное множество слухов до неимоверного масштаба. Одни, ссылаясь на армянских купцов, говорили о половине миллиона солдат, другие из надежных источников на Черном море прознали про целый миллион. Особенности снаряжения держались в тайне, но ходили слухи, что наряду с боевыми машинами, измышлениями римских механиков, на сей раз в ход пустят и смертоносное искусство черных магов Египта. Вовсю готовились осадные башни с огнеупорным покрытием, баллисты, метавшие стрелы на милю и имевшие приспособления для ночного прицеливания, взрывающиеся заряды для катапульт и специальные наборы легких, не подверженных порче продуктов, позволявшие армии проводить месяцы в поле, не испытывая затруднений со снабжением.