Царица поверженная

— Смерть приходит ко всем нам, но священный аспид дарует красивую смерть, — произнес жрец. Он погладил спину первой змеи. — Капюшон раздувается, тонкие зубы прокалывают кожу, и смерть приходит к нам украдкой, быстро и безболезненно.

— Безболезненно?

— Да. Из всех ядов яд кобры — самый мягкий, самый добрый. Он действует быстро, а умерший от укуса кажется спящим. Никакой крови, никакого вздутия и корчей. Лишь немного пота, подступающий сон, безмятежность… Я наблюдал это сам.

Да, Мардиан говорил, что укус аспида не причиняет мук.

— Сколько их у тебя?

— Я не считал, — ответил он. — Очень много. — Он снял одну змею и положил ее на пол. — Отдохни. — Старец улыбнулся. — Я говорил тебе, что они мои друзья. Но для тебя, как для всех фараонов, они больше, чем друзья. Их укус в назначенный час может даровать смерть, объявленную Анубисом. Они заключают в себе власть богини Исиды, что носит корону Нижнего Египта.

Его монотонный спокойный голос рассеивал мои опасения. Поддаваясь этим чарам, я чувствовала себя среди змей в безопасности, вопреки здравому смыслу.

— Давным-давно я изучал звезды, и они открыли мне: я буду жить, пока не узрю фараона, в коем воплотится Исида. Сие свершилось сегодня. Теперь я могу — и должен! — уйти.

Не успела я понять, что означают его слова, как он схватил одну из кобр и прижал к своей шее. Змее не понравилось грубое обращение, и она тут же раздула капюшон, но старик держал ее крепко. Последовало ужасное шипение.

Я не смела и шелохнуться, не то что вмешаться. Мне оставалось лишь смотреть, как кобра, извиваясь в попытках вырваться, вонзает зубы в шею старика. Жрец закрыл глаза, словно почувствовал огромное удовольствие, и разжал пальцы. Змея упала ему на колени.

Я почувствовала, как одна из змей переползает через мою ногу, и замерла, словно статуя, осмелившись лишь прошептать:

— Почтенный, что ты наделал? Нужно позвать на помощь!

Однако я не могла настаивать — любое мое движение в сторону двери потревожило бы змей.

— Нет, — промолвил старик, — не лишай меня обретенной благодати. Не двигайся.

Я была вынуждена сидеть неподвижно, в то время как он невозмутимо описывал собственные ощущения: онемение, ползущее вверх по шее, холод, паралич. Потом жрец умолк, и я увидела на его лице тонкую пленку пота.

Момент перехода от жизни к смерти мне уловить не удалось — грань оказалась очень тонкой. Но старик не солгал: такая смерть действительно безболезненна и не обезображивает умершего. Мертвый жрец выглядел так, словно заснул счастливым сном.

Сколько еще времени мне придется пробыть здесь пленницей в обществе мертвеца и змей? Неужели всю ночь? Нет, Накт должен вернуться!

Время растянулось, как тонкая проволока. Мне представилась возможность припомнить всю мою жизнь, помолиться и приготовиться к смерти, но я не могла думать ни о чем, кроме избавления. Мне хотелось жить. Меня не волновали ни ошибки прошлого, ни планы на будущее. Главное — не погибнуть сейчас и выбраться из этой кошмарной ловушки.

Поднялся полог. Молодой жрец, заглянув в помещение, сразу понял, что произошло.

— Значит, он отошел, — только и сказал он. — Наш почитаемый отец, который…

— Убери змей! — сказала я. — Убери их!

— Да, сейчас.

Кажется, храмовому служителю моя просьба показалась странной. Он опустил занавеску и исчез, потом вернулся с клеткой, полной мышей, которых выпустил на пол. Змеи, переползая одна через другую и почти переплетаясь в узлы, устремились за грызунами, а я с той же прытью — к выходу.

— О Исида! — сорвалось с моих губ. Сердце мое стучало, как барабан на галере, отбивающий гребцам ритм для атаки. — О славная Исида!

Молодой жрец вышел во внутренний двор и скорбно заголосил. На его плач начали сбегаться другие. Появился Накт и возглавил процессию; горестное многоголосие превратилось в торжественную монотонную литанию.

Потом он призвал двух жрецов. Они выступили вперед и вошли в приют усопшего, по всей видимости не видя в этом никакой опасности. Я все еще пребывала в ошеломлении, не в состоянии поверить в то, чему только что явилась свидетельницей. Древний старец, подобный мумии… змеи… самоубийство…

Они появились, неся обмякшее тело Ипувера. Его тощие ноги болтались, ступни казались непропорционально большими, а сандалии на них — слишком тяжелыми, чтобы он мог в них ходить. Руки покойного были совсем иссохшими, но на лице застыла та самая умиротворенная улыбка, что озарила его при приближении змей.

— Наш святой преставился, — провозгласил Накт. — Нужно подготовить его к путешествию в вечность.

Значит, его должны отправить к бальзамировщику. Только после того, как жрецы со своей ношей покинули внутренний двор, Накт повернулся ко мне.

— Благодаря тебе исполнилось его заветное желание, — сказал он.

— Значит, ты знал, что он собирается умереть подобным образом? И не сказал мне, заставил пережить такой страх и опасность?

Я негодовала.

Накта мои слова задели.