— Очень жаль, что приходится слышать от тебя такое, — ответила я. — Мне кажется, что я потеряла больше, чем приобрела, когда связалась с тобой.
Вообще-то, стоило бы придержать язык, но меня понесло.
— Я потратила огромные средства и поставила под удар свою страну…
— Опять «твоя страна»! Вечно «твоя страна»! Ты способна думать о чем-то другом?
Толпа снаружи возбужденно гудела. Антонию следовало поскорее выйти и обратиться к людям.
— Я царица. И делаю то, что подобает царице.
На сей раз он вскочил и схватил меня за плечи, больно впившись в них пальцами.
— А я думал, ты моя жена и считаешь это звание выше всех прочих!
— Так вот почему ты открыл дверь жене, а не царице? Но зачем тебе нужно сравнивать одну с другой? Ведь я — и жена, и царица! — Мне никак не удавалось высвободить плечи из его стальной хватки. — Ты ведь тоже и император, и муж. Иногда на первый план выступает одно, иногда другое.
— О да. — Антоний по-прежнему больно сжимал мои плечи. — Просто… просто для наземных операций это поражение имеет решающее значение. И я… — Он выглядел так, словно готов был расплакаться. — Я не знаю, что теперь делать. Не знаю, каков следующий шаг.
— Для солдат сейчас не так уж важно, каков будет следующий шаг. Для них важно увидеть своего предводителя и понять, что они по-прежнему могут полагаться на него. Пойми, Антоний: если солдаты перестанут в тебя верить, битва проиграна заранее!
— Битва? Какая битва? Тут не будет никакой битвы.
— Сейчас ты не можешь утверждать это. Успокойся. Отдохни, подумай. Но сначала, во имя Геракла, выйди и поговори с ними!
— Ладно, — буркнул он и отпустил наконец мои многострадальные плечи.
Словно почерпнув невесть откуда силу духа, Антоний вышел и обратился к солдатам. Я слышала его голос — громкий и уверенный, прохладный и освежающий, как горный поток, — и думала, что еще не все потеряно.
В ту ночь им овладело отчаяние. Он пригласил Соссия и Агенобарба зайти к нам после ужина и обсудить состояние флота. Теперь, после провала наземной операции, флот имел особое значение. В результате неудачной попытки прорыва мы потеряли несколько кораблей, а несчастный Таркондимот из Верхней Киликии погиб.
— Сам видишь, — сказала я, — не все подвластные цари предают тебя. Таркондимот отдал жизнь, причем вдали от своего дома.
И впрямь, по грустной иронии судьбы страна этого царя, погибшего в морском сражении, не имела даже выхода к морю. Я очень сожалела о том, что сравнивала его со змеей, пусть и мысленно.
Антоний покачал головой.
— Бедняга.
— Если мы сейчас отступим, получится, что его смерть напрасна, — наседала я, не позволяя Антонию поддаться отчаянию.
— Значит, для искупления его смерти потребуются новые жертвы?.. Ну, где же они? — Он нетерпеливо ждал приглашенных командиров. — Уже поздно. А я устал.
Он потянулся за чашей вина.
Тянулись бесконечные минуты, и Антоний уже осушил вторую чашу, когда появился Соссий с выражением крайней озабоченности на обычно невозмутимом лице.
— Я постараюсь не задерживать тебя допоздна, — сказал ему Антоний. — Вот только придет Агенобарб, и…
— Агенобарб не придет, — мрачно обронил Соссий. — Он ушел.
— К Октавиану?
Антоний даже не удивился, и эта безнадежность напугала меня больше, чем дезертирство Агенобарба.
— Хотя бы записку он передал?
Он говорил так, словно Агенобарб не смог прийти на званый обед.
— Да, император. Вот.
Дрожащей рукой Соссий протянул ему свиток. Антоний сломал печать, пробежал глазами текст и хмыкнул.
— Как настоящий моряк, он отплыл до полного отлива. Читайте.
Антоний бросил письмо на стол.
Я дала возможность прочитать Соссию, потом взяла сама. Агенобарб отплыл на лодке один, как только стемнело. Это письмо показалось мне странным: записка частного характера, никакой политики.
— Кашель его сильно одолевал? — спросила я.
— Ну… — Соссий задумался. — Пожалуй, да. Вчера вечером он очень мучился, а за обедом из-за этого почти не ел.
Может быть, он уполз умирать? И решил, примирившись перед смертью с Октавианом, упрочить положение своих наследников в Риме. Возможно…
— Вещи остались в его каюте? — неожиданно спросил Антоний.
— Да, все, — ответил Соссий. — Даже его любимый сундук с бронзовой обивкой. Так поступают только умирающие.
— Я отошлю их к нему, — заявил Антоний.
— Император! — возразил Соссий. — Должен же человек хоть чем-то заплатить за предательство!
Антоний пожал плечами.
— Может, и должен, но ведь не любимым сундуком. — Он плеснул себе еще вина. — Соссий, если хочешь отправиться за ним, уходи прямо сейчас.
— Император… — Соссий выглядел потрясенным.
— Впредь каждого, кто попытается дезертировать, будут казнить в назидание прочим. Болезнь приобретает угрожающие масштабы, и, чтобы остановить ее, придется прибегнуть к кровопусканию. — Он поднял чашу. — Но тебя, друг, я отпускаю свободно.
— Император!
— Хорошо, как хочешь. Но это была последняя возможность.
Антоний отпил огромный глоток.
Вино… о боги, что творится? Не хватает нам повторения Пергамской истории.
Я смотрела на него с опаской.