Царица Шаммурамат. Полёт голубки

Слух о том, что Хинзури сбежала во время путешествия и, вероятнее всего, погибла в пустыне, дошёл до её подруги — и та, как все в храме, сразу поверила ему. Или, может, сделала вид, что поверила. Как бы там ни было, что бы ни случилось с Хинзури на самом деле, девушку обуял страх: ведь подобная участь ждала её саму, если она не сумеет держать язык за зубами. Да и была ли она уверена в том, что Хинзури сказала правду о беременности сангу? И то, что она потом нашёптывала ей, утверждая, будто Ану-син вытравила плод и своей хитростью ввела эна Илшу в заблуждение, не было ли просто злословием, порождённым завистью? По здравом размышлении молодая жрица решила, что она будет в большей безопасности, если сотрёт из своей памяти всё, что Хинзури говорила ей о «выскочке» Ану-син.

Тем временем Ану-син, совершив паломничество в святилище Ниназу — божества покаяния за совершённые злодеяния, и принеся искупительную жертву, со свойственным ей пылом принялась трудиться на благо своего храма в сане энту.

Вдохнуть женское дыхание в культ, которым на протяжении веков правили мужчины, — такой была её задача. Отныне в храме воцарится дух женственности, чувственности и неги — того, что было воплощено в светлой, мирной ипостаси многоликого образа Иштар. И она, Ану-син, будет в этом новом храме той, кто она действительно есть: дочерью богини, освятившей её рождение.

Каждое утро, после того, как она прошла ритуал посвящения, Ану-син облачалась в одежды верховной жрицы. Хотя ей было уже семнадцать лет, она всё ещё выглядела девочкой в своём роскошном, богато расшитом драгоценными каменьями и оттого тяжёлом наряде. Несмотря на небольшой рост, она казалась статной — пышный головной убор, водружённый на парик, делал её выше. Не по годам проницательный взгляд больших и умных чёрных глаз смягчала тихая, неопределённая улыбка в уголках красивого чувственного рта.

Когда Ану-син мимоходом похвасталась Илшу (старик, хотя и отошёл от дел, но по-прежнему жил при храме), как хорошо она справляется со своими новыми обязанностями, тот поглядел на неё с лукавой усмешкой.

— Ты веришь, что трудишься ради блага храма и ради своей богини-покровительницы, и так оно и есть. Однако прежде всего ты делаешь это потому, что любишь славу и власть. Но, скажи, что бы изменилось, если бы у тебя было ещё больше власти? Как бы ты распорядилась ею: ради благого дела или ради своей гордыни?

Ану-син угадала его мысли.

— Ты порицаешь гордых людей?

— Нет, — жрец покачал головой, — не порицаю. Но, принимая во внимание свой жизненный опыт, считаю, что иногда гордыню всё же полезно усмирять. Мы лишь в начале пути, Ану-син, и мне жаль, что я не смогу дойти до его конца рука об руку с тобой. Зато я убеждён, что сделал верный выбор, назначив тебя своей преемницей. Ты, как никто другой, достойна этого высокого сана. И, кроме того, ты похожа на меня: ты любишь власть ради власти и мудрость ради мудрости. Если бы моя жизнь сложилась иначе, я с радостью назвал бы тебя своей дочерью…

Лишь спустя годы Ану-син вспомнила этот разговор со старым жрецом и поняла, в чём заключался истинный смысл его последних слов.

А пока у первосвященницы храма Иштар, Дарующей воду, были другие заботы. И в то время, как в Аккаде то тут, то там вспыхивали бунты против ассирийской деспотии, в храме наслаждались мирной жизнью, и налаженная энту храмовая торговля и её собственные дела процветали. Но вот точно гром разразился посреди ясного неба, когда гонец от царского казначея возвестил, что Оннес едет к ней в гости!

В этот раз чиновник ассирийского царя прибыл с небольшой свитой. Храм Иштар, Дарующей воду, встретил его настороженно и даже тревожно, так же, как и его хозяйка. При этом Оннес заметил, что многое в храмовом городке изменилось с тех пор, как он побывал здесь впервые. Прежде его нога ступала по глинобитному негостеприимному полу, а теперь, когда он входил в эгипар, шум его шагов заглушался коврами, а тишина в покоях казалась ещё тише от журчания воды в фонтанах; в воздухе был разлит сладкий дурман благовоний и… ощущение умиротворённости. И такое чудо стояло посреди пустынных равнин и бескрайних голых холмов! Такое чудо свершилось с храмом, прежде таким же древним и суровым, как его бывший хозяин — дряхлый старик!

Пока Ану-син, теряясь в догадках, искала подходящее объяснение его приезду, Оннес украдкой разглядывал её. На ней было одеяние ещё роскошнее прежнего, и сама она напоминала хозяйку богатого дома, принимающую гостя. Оннес чувствовал себя неуверенным, стеснённым в присутствии этой обворожительной и загадочной женщины, близость которой вызывала в нём непривычное волнение. Он, опытный придворный и царский фаворит, понятия не имел, как следует себя держать наедине с верховной жрицей женского божества. А ведь он прибыл к ней по серьёзному делу, он давно всё обдумал и принял важное решение! Да, именно так: очень важное для него и ещё более важное, можно сказать, жизненное — для неё! Или, может, всё же для него?.. Тогда отчего же он до сих пор медлит? Отчего ведёт себя как глупый трусливый мальчишка?..