Царица Шаммурамат. Полёт голубки

— Ты бы не радовался так тому, что я жив, — отозвался хмуро Залилум. — К вечеру станет ясно, что в этой бойне погибло немало людей, и вряд ли кто-то удивится, когда среди убитых найдут твоё, друг мой Табия, бездыханное тело.

Только теперь Табия обратил внимание на то, что Залилум прячет другую руку за спиной, и похолодел от страшной догадки.

— Неужели убьёшь меня? — глухо спросил он, с ужасом наблюдая за тем, как Залилум приступает к нему с мечом в руке.

Тот хищно прищурился на него:

— А ты не веришь?

Но не успел Залилум взмахнуть мечом, чтобы обрушить его удар на голову ростовщика, как сам оказался жертвой. Охнув, Залилум выпустил из ослабевшей руки меч, который он отнял у кого-то из слуг Табии, и рухнул всем телом на землю.

Несколько мгновений Табия стоял, словно ошеломлённый таким ужасным концом своего должника, не веря в его гибель.

— Ты убила его! — наконец, придя в себя, сказал он маленькой женщине, которая стояла неподвижно, молча глядя на поверженного врага.

Баштум (а это была она) стояла, опираясь на меч, клинок которого был обагрён кровью Залилума. Казалось, она погрузилась в глубокую задумчивость: взгляд её глаз был неподвижен, лицо точно превратилось в глиняную маску.

Табия ещё раз бросил взгляд на труп своего должника и, развернувшись, побежал прочь от Большого дома.

Маленькая женщина глубоко вздохнула и провела ладонью по лбу, словно отгоняя наваждение. Увидев перед собой распростёртое тело и кровь, обагрившую землю, Баштум вскрикнула и задрожала всем телом. Она отбросила меч и заплакала, закрыв лицо руками.

— Да будет так! — неожиданно раздался рядом с ней голос Техиба. — Этот меч стал карающим! Но, помимо твоих личных счётов с Залилумом, была ещё одна важная причина лишить его жизни. Не вини себя в его убийстве, Баштум! Твою руку направляла богиня, чьё имя не имеет права произносить вслух ни один из нас…

— Теперь я больше никогда не увижу мою голубку, — тихо проговорила маленькая женщина со скорбным лицом.

— Мы оба знали, что этот день наступит, — со смиренным видом отозвался хазанну Техиб. — Позволь же Ану-син продолжить свой путь…

Глава 22. Брачная ночь

Близилась ночь, тёплая, мягкая. В воздухе витал приятный терпкий аромат лимонных деревьев. В сумерках, сгущавшихся над алу Поющие Колосья, вспыхнули огненные языки факелов — их несли, подняв над головами, жители селения. Раздавались печальные голоса, стенания и плач. Громко рыдала, проклиная свою несчастную судьбу и обвиняя в том «демоницу» Ану-син, бедняжка Син-нури. Ведь ей и в этот раз не удалось найти себе мужа: деньги, которые должны были составить её приданое, все до последнего сикля её ветреный брат отдал за дочь пастуха.

По велению Техиба мужчины общины сделали вокруг Большого дома ограду из решёток, чтобы отстранить толпу, и выносили из димту раненых и убитых. Тела убитых в драке — погибли почти все слуги Табии и несколько жителей алу — складывали во дворе перед Большим домом; хазанну Техиб стоял здесь же, обеими руками держа широкий сосуд, в котором курился ладан. За оградой каталась по земле и рвала на себе одежды Аваса, испуская пронзительные крики:

— Бедный Залилум! Муж мой, мой господин, моя защита! Убейте и меня тоже! Горе! Горе!

Она царапала себе лицо, рвала волосы и выла, как плакальщицы на погребениях.

— Киссар! Где ты, Киссар? Мой сын, утешение моё, надежда, жизнь! Вернись, мой сын, я так страдаю! — звала Аваса сына вперемежку с плачем по мужу.

Но Киссар уже был далеко. Он пустился, как стрела из лука, вниз по течению Великой реки; Ишведаку на своём коне едва поспевал за ним.

Киссар не обманул Ану-син: он и вправду заранее подготовил всё необходимое не только для их побега из Большого дома, но и для свадебного обряда.

Миновав окрестности алу, расположенных вдоль берега Великой реки, путники поехали дальше, не убавляя скорости, — почва становилась твёрже. Одна за другой тянулись на всём пространстве, открытом взгляду, пустынные равнины. Укутанная в покрывало невесты и плащ Киссара, Ану-син всё же дрожала от ночной прохлады; долгая скачка и последствия пережитого в димту вызывали у неё головокружение. Потом лошади пошли иноходью, и девушка задремала.

Её разбудил собачий лай, и всадники направились в ту сторону, откуда он доносился. При свете взошедшей луны Ану-син увидела сложенную из камней ограду, а за ней строение неопределённой формы. По верху ограды бегала собака. Ишведаку отогнал её камнем, и они вошли в высокое помещение со сводами.

Посередине зала стоял длинный стол, за которым собралось не меньше десятка мужчин; у очага сидела, поджав под себя ноги, женщина; дым выходил через отверстие в потолке. Седые волосы доходили женщине до колен и наполовину скрывали её; не сводя глаз с пылающих углей, старуха бормотала что-то себе под нос — точно читала какие-то заклинания.

— Эй, Меркара, принимайся за дело! — весело крикнул ей Киссар после того, как ответил на приветственные возгласы сидевших за столом мужчин.