Царизм накануне свержения

О великом князе как верховном главнокомандующем довольно много написано, но трудность использования этой литературы состоит в том, что она в массе своей крайне тенденциозна, представляет собой либо неумеренную апологетику Николая Ни­колаевича, либо, наоборот, его полное развенчание. Типичным примером восхваления его талантов и добродетелей является упоминавшаяся выше книга генерала Ю. Н. Данилова, а также воспоминания адмирала Бубнова, который, в частности, писал: «Мы все, проникнутые безграничной преданностью великому кня­зю и глубоко преклоняясь перед его полководческим даром», были подавлены его отставкой, «в душах многих зародился во имя блага России глубокий протест, и, пожелай великий князь принять в этот момент какое-либо крайнее решение, мы все, а также и армия последовали бы за ним»¹. Полное несоответствие этого утверждения истинному положению вещей очевидно.

Что же касается полководческих талантов Николая Николае­вича, то адмирал утверждал: «Великий князь на деле (!) доказал свои исключительные способности как полководец. Россия давно уже не имела во главе своих вооруженных сил такого сведущего вождя, и никто даже в отдаленной степени не был в состоянии

О

его заменить» .

Обратным примером, где все оценки продиктованы исключи­тельно личной враждой и неприязнью к Николаю Николаевичу, является книга Сухомлинова, от начала до конца посвященная доказательству «злополучной для судеб России и царствовавшей династии роли этого человека»³ . К этому надо добавить, что в своих воспоминаниях, вышедших раньше, Сухомлинов не жалеет ни места, ни бранных характеристик в адрес великого князя.

На этом фоне приобретают исключительную ценность свиде­тельства и оценки Шавельского, которые в отличие от названных заслуживают полного доверия. Будучи человеком, близким велико­му князю, и испытывая к нему чувства личной преданности ⁴ , Шавельский тем не менее нашел в себе достаточно честности, чтобы дать в целом объективную характеристику.

По всеобщему признанию, Николай Николаевич пользовался большой популярностью, причем не только в помещичье-буржуаз- ных кругах Думы, но и в какой-то мере в низах и солдатской массе. Это тем более необъяснимо, что его слава полководца находилась в вопиющем противоречии с теми тяжелыми пораже-

ниями, которые несла русская армия в первый год войны и особен­но весной—летом 1915 г. Необъяснимо это и с другой стороны: у великого князя до войны была давняя и прочная репутация крайнего реакционера и к тому же психически неуравновешенного человека, с «зайчиком» в голове, по выражению С. Ю. Витте. Последний считал Николая Николаевича «обер-черносотенцем», под прямым влиянием которого царь «возлюбил... как первых людей» таких «героев вонючего рынка», как Дубровин, граф Коновницын и им подобные ⁵. п

Именно на этот загадочный феномен, полностью противореь чащий истинному положению дел, и обратил внимание Шавельк ский. «За последнее царствование в России не было челове­ка, — писал он, — имя которого было бы окружено таким ореолом и который во всей стране... пользовался бы большей известностью и популярностью, чем этот великий князь». Поскольку никаких разумных оснований для такой славы не было, следует думать; что здесь действовали «какие-то неудержимые фатальные (в смыс­ле, по-видимому, иррациональные. — А. Л.) причины», неза­висимые от его реальных дел. «За первый же год войны, гораздо более неудачной, чем счастливой, он вырос в огромного героя, перед которым, несмотря на все катастрофические неудачи на фронте, преклонялись, которого превозносила, можно сказать, вся Россия»⁶. Несмотря на явные преувеличения, общая картина схвачена верно.