Царская карусель. Мундир и фрак Жуковского

Разделся. Пожелать спокойной ночи Их Величествам пришла дежурная дама, полковница Тауберг. Подала ночные колпаки, дождалась, когда наденут, перекрестила, ушла. Николай закрыл глаза и заснул.

К изголовью его постели тотчас подошел отец. Николай попытался вскочить на ноги.

– Лежи! – остановил отец. – Дружочек, я огорчен! Я тоже бывал сердит, но этого нельзя выказывать. Ты понимаешь?

– Да, Ваше Величество!

– Царям опасно выказывать чувства. Однако ж быть искренними опасно вдвойне… Ты помнишь наш разговор. Последний наш разговор. Одиннадцатого марта. Я пришел пожелать доброй ночи, а ты спросил меня: «Почему тебя называют Павлом Первым?»

– Я помню! – Николай так потянулся к отцу, что постель осталась на месте, а он завис в воздухе, но нелепо, лежа. – Я помню. Я помню. Ваше Величество ответили мне: «Потому что не было государя, который носил бы это имя до меня».

– А что ты сам сказал тогда?

– Я сказал: «Тогда меня будут называть Николай Первый».

– Детство памятливо. – Батюшка улыбнулся. – Но я должен повторить мои прежние слова: «Если вступишь на престол».

– Я вступлю! – крикнул Николай и проснулся.

Сердце сжималось от любви и печали: Господи! Зачем умирают люди? Пусть бы батюшка, пусть бы бабушка, пусть Суворов, Петр Великий, все-все – пусть бы жили в каких-то других домах, где-нибудь за Черной речкой, но чтоб к ним можно было прийти…

Затаил дыхание. Он привык просыпаться ночью и слушать тишину. Ах, если бы отец очнулся ото сна в ту ночь! Услышал бы, услышал, как по дворцу крадутся его убийцы. Спастись можно было. По лестнице к нему в спальню и к солдатам.

Николай стянул с головы ненавистный колпак – забыл сбросить, когда полковница Тауберг покинула спальню, поднялся, натянул на голые ноги сапоги – ночная рубашка до голенищ – надел гренадерский кивер, мушкетон на плечо.

За окнами белая ночь. Свет подслеповатый. Николаю чудится: кто-то, щуря глаза, подглядывает за ним. Одолевая страх, не торопясь, подошел к постели брата, погладил ладонью по лицу.

– Что? – спросил Михаил, открывая глаза.

– Смена караула!

Стояли у дверей. В коридоре, перед спальней, часы пробили два раза – два часа ночи. Слушали смену караула. Улыбались друг другу. Никто не знает их тайны.

Стояли молча, не шелохнувшись. Через полчаса поменялись местами… Зато спалось потом хорошо.

Уроки

В половине восьмого утра уже Михаил разбудил Николая. Младший брат был одет, на голове все тот же гренадерский кивер, на плече алебарда. Отсалютовал, отдал рапорт, но Николай никак не мог проснуться. Одеваясь, замирал, впадал в короткую дрему.

За завтраком чай и хлеб с маслом, с сыром. Из сладкого – земляничное варенье.

Николаю нравилось изумлять фрейлин:

– За вашим высочеством следует земляничный дух и сквозняк чистого воздуха! Вы – вихрь!

– Да, я стремителен! – соглашался Николай.

Уроки, как всегда, начались танцами.

Учитель новый, но опять француз. Разумеется, пожелал знать, что умеют ученики.

– Все! – сказал Николай.

– Тогда танцуем мазурку.

С Михаилом в паре фрейлина Елизавета Алексеевна Грибоедова, с Николаем Мария Дмитриевна Гурьева.

Николай окунается в музыку, как в море. Он в этом море веселый дельфинчик.

Мсье бьет в ладоши. Глаза его сияют.

– Вы прирожденный поляк, ваше высочество!

– Поляк? – Глаза у Николая становятся стеклянными. – Поляк?

– Истинный мазур!

– Мсье, я не желаю вас слушать! – Николай стукнул каблуком о каблук, левую руку за спину, правую на грудь. Пальцы бешено крутили пуговицу.

– Ваше высочество! Ваше высочество! – Француз глотал воздух и не мог проглотить.

– Поляки – подлейшее племя. Подлейшее среди самых подлых. Они сами себя продавали: шведам, венграм, французам. Бог наказал их – отнятием государства. Я отрекаюсь танцевать мазурку. Слышите – отрекаюсь!

Фрейлина Мария Дмитриевна промокнула своим платочком капельки пота, выступившие у корней волос надо лбом великого князя.

Николай сердито отшатнулся.

– Ваше высочество, вы правы! – Француз успел прийти в себя. – Ненавидеть так ненавидеть! Но я должен открыть вам: танец, называемый мазуркой и относимый к мазурам, на самом деле – не мазурский и, стало быть, не польский. Имя его «коло», иначе говоря – круг. Коло – танец древних славян. Его и при Аттиле танцевали… Что же до Польши, то среди ее племен есть русские. Шляхетской, а правильнее сказать, французской мазурка стала при королевах-француженках Марии Людовике и Марии Казимире… И еще я должен вам сказать, ваше высочество: в России мазурка – русская. Всякое заимствование, я это вижу, в России преображается, ибо русский народ наделен изумительным чувством творчества.

Николай слушал сосредоточенно, кивнул головой.

– Согласен. Пройдемте фигуру, на которой мы прервались.

Француз всплеснул руками.

– Ваше высочество, увы! Время, отведенное на урок, истекло. Вас ожидает генерал-майор Ахвердов.

– Сегодня история, – радостно согласился Николай и улыбнулся французу. – Моя сестра, великая княжна Анна, однажды сочинила балет, и мы с великим князем Михаилом танцевали в этом балете.

– Балет – моя жизнь, ваше высочество! Любовь учеников к предмету его занятий – счастье учителя.