Царская любовь

Годунов тоже ушел к своим вещам, пробравшись вдоль борта, и встал здесь, до боли кусая губу и глядя за борт. Его сердце глодала обида. Не за то, что смердом обозвали, нет. За то, что было это, по сути, правдой. Даже хуже. Крестьянин хотя бы землю имел, уважение, тягло платил и потому мог выборщиков от себя на суды и соборы направлять. Дмитрий же пока не был никем. Даже смердом…

До ночи обошлось без происшествий – но разбудил путника сильный пинок в подошву сапога:

– Чего развалился, смерд?!

Дмитрий вздрогнул, поджал ноги, приподнялся.

Разумеется, это была вчерашняя пигалица! Девица показала ему язык и бодро пробежала на нос, заняв его вчерашнее место. Паренек поднялся, встал рядом. Тихо сказал:

– Земля маленькая, боярыня. Я ведь тебя найду. Не сегодня, так через год али два, но за обиду сквитаюсь. Ты ведь не меня, ты весь род Годуновых бесчестишь!

– А чего меня искать? – гордо вскинула подбородок девочка. – Подворье боярина Федокина в Китай-городе. Дочку его Агриппину спросишь. Зимой приходи, смерд. Хорошо попросишь – в холопы тебя купим. Меня батюшка послушает.

– Прокля-атье… – протяжно выдохнул Дмитрий, ушел на свое место и вытянулся вдоль борта, подложив чересседельную сумку под голову.

Ну, не бить же ему девку малолетнюю, в самом деле? Выпороть нахалку за грубость Годунову хотелось до ужаса. Но пороть – это сложно, за боярыню заступятся. А в ухо, как мужику, девке не дашь…

Пигалица, похоже, ожидала совсем другой реакции. Чуть выждав, она подошла ближе, насмешливо спросила, стоя над ним и буравя карим взором:

– Чего, смерд, струсил?

– Сгинь с глаз моих, малая, – устало предложил ей Дмитрий.

– Тришка, меня смерд оскорбляет! – во весь голос закричала пигалица. – Он мне не кланяется! Он при мне лежит, как селедка тухлая… Тришка-а!!!

– Сгинь, – повторно предложил паренек и прикрыл глаза.

– Тришка-а-а!!! – завопила боярыня.

Холоп и вправду подошел. Но на дремлющего путника даже не глянул, решительно взял девочку за плечи:

– Агриппина Петровна, тебя матушка кличет. Пойдем.

Дмитрий приоткрыл глаза, глядя им вслед:

– А ведь и эта кому-нибудь достанется… – осенил себя крестным знамением сын боярина Ивана и Агриппины. И внук Агриппины. И правнук Агриппины. Как-то так сложилось в роду Годуновых, что все бояре начиная с самого Ивана по прозвищу Годун женились на Агриппинах. Дмитрий подозревал, что и ему самому такая же судьба достанется – и потому от вредной малявки предпочел держаться подальше.

Мало ли что…

Боярышня Агриппина Петровна между тем полагала иначе и, проходя мимо Дмитрия, в очередной раз громко попрекнула:

– От тебя воняет, смерд! Ты бы хоть в реке искупался, коли на баню денег не имеешь.

Парень повернулся на другой бок, лицом к борту.

Пигалица, судя по звуку, ушла на нос. Но там неугомонной малявке не стоялось, и она опять вернулась к жертве:

– А я сразу поняла, что ты трус, смерд! – объявила она. – От службы лытаешь, в холопы записаться боишься, в стрельцы не пошел.

– Уйди с глаз моих! – не выдержав, резко сел Дмитрий.

– Тришка-а!!! – завизжала, далеко отскочив, маленькая Агриппина. – Он на меня напал!

Холоп боярина Федокина вылетел на палубу, но увидел лишь сидящего у борта путника и отчаянно орущую посреди ладьи девочку. Мужчина вздохнул, подошел, обнял девочку за плечи:

– Пойдем кушать, боярышня…

Похоже, такое поведение хозяйской дочки его ничуть не удивляло. Разбаловали…

Наверное, пигалица все же довела бы дело до драки, но у Горицкого монастыря одетая в бархат статная боярыня Федокина с тремя холопами, двумя увесистыми сундуками и одной вертлявой дочкой сошли на берег. Вестимо – на богомолье приплыли.

На прощание Агриппина показала Дмитрию длинный розовый язык, и Годунов с облегчением помахал ей вслед рукой.

Сам он сошел с ладьи через день, на причале Белозерска, забросил сумку на плечо и зашагал по натоптанному тракту, ведущему к Красному волоку. Там, среди ожидающих очереди на волокушу кораблей, нашел небольшой потрепанный шитик и пообещал кормчему пятиалтынный за доставку в Турчаховский стан. Было это, понятно, до наглости мало – но нищее суденышко наглядно доказывало, что хозяин должен хвататься за любой прибыток.

Дмитрий оказался прав – сторговались всего за десять алтын. Для дороги в добрых четыреста верст, в треть державы, почти полмесяца пути – сущая мелочь.

Паренек забросил сумку через борт, забрался сам и уже привычно вытянулся на палубе, закинув руки за голову и глядя в небесную голубую бесконечность.

* * *

Дмитрий Годунов высадился в Возгорах в середине лета. В однообразии дороги паренек сбился со счета и, что за день, что за месяц стояли ныне на русской земле, не знал. Да и какая, по сути, разница? Посты христианские путнику соблюдать не обязательно, ходить в воскресенье в церковь ему некуда. Для иных же надобностей число человеку ни к чему.