Царская любовь

Князь Иван Плетень надолго задумался, решительно кивнул:

– Быть по сему! – И решительно опрокинул остатки вина в рот. Поднялся: – Пойдем, боярин, снежками в жен покидаемся. Пусть знают, кто в доме хозяин. А то ишь, манеру взяли. «Скучайте!» – сказывают.

Три зимних месяца позволили постельничему хорошо подготовиться к поездке: за недорого по холодному времени купить крепкий ушкуй – шитиков хороших не нашлось. Не спеша, сберегая каждую копейку, выбрать недорогой, но качественный товар. А в конце марта даже загрузить трюмы. Корабль, конечно, еще стоял на берегу. Однако половодье, понятно, снимет его оттуда без особых хлопот.

В начале апреля на Москва-реке начался ледоход. После чего князь Иван Михайлович Шуйский наконец решился и начертал заветную грамоту. Подписал, скрепил личной печаткой, передал постельничему. Постельничий, как и обещал, надежно спрятал ее на корабле.

К середине месяца в реке стала подниматься вода, и Дмитрий Годунов впервые за год достал из сундука свой прежний, «простолюдинский» кафтан, попрощался с супругой и отправился на корабль ждать нужного часа. Когда он ступил на палубу, вода уже смывала мусор возле килей. Примерно через час ушкуй начал раскачиваться, а еще через час…

– Боярин, боярин! Дмитрий Иванович!

– Чего тебе?! – недовольно рявкнул уже готовый к отплытию постельничий на запыхавшегося холопа, прыгающего на глинистом берегу.

– Князь Иван Михайлович к себе кличет! Велел передать, с сокровищем!

Дмитрий Годунов ругнулся, приказал корабельщикам привязаться к дереву, нырнул в трюм, выскочил, сошел на берег, побежал к близкой Москве.

Князь Шуйский встретил его, напряженно вышагивая от стены к стене.

– Беда какая, Иван Михайлович?! – тяжело дыша, спросил постельничий.

– Токмо сегодня гонец добрался, боярин, – остановился хозяин дома. – Хан Дервиш-Али взбунтовался. Русских советников и купцов вырезал, дружбу с Крымским ханством и османским султаном провозгласил, татар созывает. У нас, так получается, уж два месяца как война с Астраханью идет!

– Проклятье! – ударил кулаком в ладонь Годунов. – Опять пути по Волге нету!

– Грамота с тобой?

Дмитрий вынул из-за пазухи свиток, протянул князю.

– А может, к Смоленску? – заколебался Иван Михайлович. – От него по Днепру вниз…

– Там ниже Киева пороги непроходимые, – покачал головой постельничий. – Выгружаться надобно и посуху товар везти. Через татар, в Диком поле. Сей путь и в мирные годы за опасный почитается. А уж во время войны ногайцы купцов православных вырежут и ограбят обязательно.

– Значит, придется обождать. – Князь Иван Плетень поднес грамоту к огню свечи. Пламя полыхнуло, и вскоре опасная улика обратилась в пепел.

Боярину Дмитрию Годунову показалось, что его покровитель сделал это с огромным облегчением.

Не лежала душа князя Шуйского к крамоле. Ох, не лежала!

* * *

Дабы собранный товар не пропал попусту, Дмитрий Годунов поднялся к Волоколамску, по волоку перебрался на Волгу, с нее – на Мсту и через месяц разгрузился в Великом Новгороде. Там на все серебро закупился немецким и фряжским вином, прошел тем же путем обратно, в июле снова оказавшись в Москве.

Прибыток от сего предприятия оказался малым – всего тридцать копеек на рубль. Однако князя Ивана Плетня он порадовал донельзя – всю свою долю Шуйский взял вином, наполнив дворцовые погреба доверху.

С ушкуем постельничему повезло вдвойне – к моменту его возвращения государь задумал отправиться на богомолье в святую Кирилло-Белозерскую обитель. Боярин Дмитрий Годунов в сем походе принял на борт корабля младшего царского брата Юрия Васильевича. Это было и честью великой, и казна за подготовку к поездке «корабельщику» очень хорошо заплатила.

А затем была зима, и спокойная дворцовая служба.

Князь Иван Михайлович о смещении государя больше не поминал. И казалось, заговор потух сам собой…

Однако летом тысяча пятьсот пятьдесят шестого года царь Иоанн послал против разбойного Астраханского ханства армию. И не просто армию! Командовал русским войском худородный человечек Черемисинов-Караулов – не князь, не боярин, а сын суздальского боярского сына. Половина полков состояла из стрельцов, другую половину подьячие набрали из казаков. Князей с боярами не позвали вовсе, будто и не имелось сословия такого в земле русской!

Осенью полки вернулись с великою победой, разгромив и лживого хана Дервиш-Али, и ногайских татар, и присланную османским султаном подмогу. Сие означало, что отныне государь и вправду способен править и воевать без поддержки знатных родов. А будет нужно – то и вопреки их желаниям. Предсказание князя Ивана Шуйского по прозвищу Плетень исполнилось в полной мере, и потому весной тысяча пятьсот пятьдесят седьмого года Иван Михайлович еще раз начертал и размашисто подписал грамоту к законному наследнику русского престола, скрепив ее личной печатью…

17 июля 1557 года Крымское ханство, Джанкой

На стук в дверь отворил престарелый смуглый слуга, тут же низко поклонился:

– Долгих тебе лет, бек Дмитрий, и да пребудет с тобою милосердие Аллаха.