Вообще-то очень даже может быть. Не зря она в первые минуты нашего свидания так удивленно таращилась на меня, словно глазам не верила — мол, правильно же зелье сварила, так почему не действует?! Да и мой ледяной тон был для нее как ушат воды — очевидное, но невероятное.
При всем том вел я себя достаточно вежливо — уж больно отчаянная девка. Такую оскорби и невесть чего получишь в отместку. За себя я не боялся — руки коротки, а вот за княжну опасения брали. Ладно там всякие присухи с отворотами, но она может сыпануть ей в чашку и кой-чего похуже. Нет уж. Однако строгость проявил:
— Если что с Машенькой приключится — хворь какая нападет или болезнь тяжкая, я тебя из-под земли сыщу и опять туда же закопаю. Навсегда. Поняла меня?
Это я сразу выпалил, первым же делом, вместо приветствия. Опешила Светозара. Стоит руки опустив, но глаз своих зеленых с меня не сводит. Так и впилась ими. Они даже светились у нее в темноте. Ей-ей, не лгу. Горели как у кошки.
— А с чего ты взял, княже, что у нее все беды токмо по моей вине случиться могут? — выдавила она.
— А мне неважно по чьей. Спрос я все одно с тебя учиню! — прорычал я. — За тобой и так должок немалый — это я твои рассказы обо мне имею в виду. Но я тебя, так и быть, прощу, если только пообещаешь впредь ничего обо мне не говорить и худого княжне не делать.
— Взаправду простишь? — усмехнулась она.
— Ты когда-нибудь слышала, чтобы я дал слово и не сдержал? — строго спросил я вместо ответа.
— Стало быть, взаправду… — задумчиво протянула она и впервые оторвала от моего липа глаза, уставившись куда-то мне за спину.
Взгляд был пристальный и… вопрошающий, будто там действительно кто-то стоял. Или… Я резко обернулся — никого. Только какая-то скрюченная темная тень скользнула по бревенчатой стене конюшни.
«Наверное, показалось, — решил я. — Лунный свет обманчив, вот и мерещится… всякое».
— Быть посему, — кивнула она, и губы ее отчего-то растянулись в улыбке, причем эдакой победоносно-торжествующей.
Странно. С чего бы? Или опять что-то придумала? Но дальнейшие ее слова заставили меня отказаться от подозрений. Подняв вверх левую руку с двумя пальцами, козлиными рожками устремленными в ночное небо, она четко поклялась ни в чем и никак не причинять княжне Марии телесной скорби.
Более того, она еще по собственной инициативе дала слово в том, что приложит все силы и умения, буде таковая хворь приключится от иных причин, излечить ее. Слушал я Светозару и ушам не верил — с чего ж ты такая покладистая? Смерти испугалась? Не то. Тогда не иначе как что-то задумала. Но тут она сама развеяла мои сомнения:
— Но и ты взамен словцо свое верное дай.
— Какое еще словцо? — недовольно пробурчал я.
— Что в услужение меня возьмешь. Тебе в твоем терему много холопок занадобится, так вот одна из них ныне пред тобой стоит. Токмо не в портомои али на поварню — в ключницы хочу.
Ну ничего себе! Слыхал я, что в Индии в иных домах кобры живут прямо в доме, а сердобольные хозяева им каждый вечер наливают в блюдце молока. И ничего. Сосуществуют, причем довольно-таки мирно. Только у нас не Индия, а Русь, да и ты, зеленоглазая, больше не на кобру — на гадюку подколодную смахиваешь. Нет уж, не видать тебе молока в блюдце, а если и видать, то не в моем доме.
К тому же поместья у меня нет, только подворье на Тверской, да и то необустроенное. Опять же куда ее брать, коль там бразды правления вручены Глафире. Не знаю, как будет дальше, но пока что я ее хозяйничаньем доволен, особенно пирогами, которые она продолжала печь по старой памяти для внутреннего пользования. Да и вообще, может, она и станет запускать свою крепкую загребущую руку в хозяйский карман, но с умом, то есть в меру, а остальным за мое добро глотку перегрызет.
Погодь отказывать, — заторопилась она, заметив на моем лице ироничную ухмылку. — Это я токмо в том случае, ежели княжна твоя замуж за кого иного выйдет. А коль за тебя — навязываться не стану. Ты ж уверен, что женишься на ней, так?
— Ну-у, так, — подтвердил я.
— Князя Воротынского поди-ка в сваты возьмешь? Хотя о чем это я — ты ж сам мне о нем сказывал. Такому и вправду тяжко отказать. Опять же родич. И впрямь все может выгореть удачно… — задумчиво протянула она и подытожила: — И чего тебе бояться? Сказала ж — навязываться не стану. Мне и самой на ваше счастьице тошнехонько смотреть станет. Тогда я и сама куда подале убегну.
А вот это уже меняет все дело. Такое слово почему бы не дать. Нет, не потому, что я так уж уверен в себе. Если судьба заупрямится, с ней, окаянной, никому не совладать, хотя и в этом случае я буду драться за княжну до конца. Но коль случится такое, тут уж все равно.
— Даю, — кивнул я решительно. — Но только если замуж. А если она…
— Ежели с ней болесть станется и я ее не одолею, тебя дожидаться не стану, сама на себя руки наложу, — торопливо перебила она.
Странно, но тут она вроде бы не лгала. Ой как чудно все это! Ой как странно! Ой не к добру! А если…
— И никаких присух и отворотов, — на всякий случай уточнил я, — Ни мне, ни Маше.
Но ведьма и тут не смутилась. Лишь напомнила: