Между тем в Москве шли деятельные приготовления к большому походу. В созванной царем усиленной боярской думе много было разных речей о том, идти ли самому государю. Некоторые советовали ему остаться, чтобы беречь государство от Крымской орды и от ногаев; но царь склонился на сторону противного мнения и решил лично вести рати на Казань. Всеми овладела мысль, что это должен быть последний поход, что пора покончить с таким вероломным и непримиримым врагом. Начальство над ратями царь распределил таким образом: воеводою большого полка назначил князя Ивана Федоровича Мстиславского, а товарищем ему князя Михаила Ивановича Воротынского; передовой полк поручил князьям Ивану Турунтаю-Пронскому и Димитрию Хилкову; сторожевой — князю Василию Серебряному да Семену Шереметеву; правую руку — князьям Петру Щенятеву и Андрею Курбскому; левую руку — князю Димитрию Ми-кулинскому и Димитрию Плещееву. В своем собственном полку он поставил воеводами князя Владимира Воротынского и Ивана Шереметева. Кроме того, он призвал вновь Шиг-Алея с его вспомогательным отрядом Касимовских татар. В это время по просьбе Шиг-Алея царь отдал ему в жены известную казанскую царицу Суюнб. еку, вдову его брата Еналея и Сафа-Гирея. По всей вероятности, царь пристроил таким образом Суюнбеку, чтобы не выпускать ее из Московского государства, ибо отец ее ногайский мурза Юсуф прислал к царю с просьбою отпустить его дочь-вдову в ее родные улусы. Обидеть простым отказом и возбудить против Москвы сильного ногайского мурзу царь не хотел, а отвечал ему, что она уже сделалась женою Шиг-Алея. Сей последний, хорошо знавший Казанскую страну, не советовал Иоанну вести войну в летнюю пору, ссылаясь на леса, озера и болота, и говорил, что зимою там удобнее воевать, когда все пути свободны. Но государь отвечал, что было бы слишком долго медлить до зимы, что война уже началась, большой наряд и запасы уже отправлены Волгою к Свияжску, что в Божьей воле и непроходимые места сделать проходимыми. Впрочем, мы видели, как в предыдущие оба похода Иоанн был обманут расчетом на зимнее время.
Рано утром 16 июня 1552 года Иоанн простился с своею супругою Анастасией, в то время беременной, помолился в Успенском соборе, взял благословение у митрополита и, сев на коня, выступил в поход, по направлению через Коломну в Муром, а оттуда к Свияжску. Москву он поручил охранять брату своему Юрию и митрополиту Макарию. В селе Коломенском была первая остановка для обеда. В селе Острове был первый ночлег. Но тут вдруг прискакал один станичник гонцом из Путив-ля с известием о скором приходе Крымской орды на Северскую или на Рязанскую украйну. То, чего опасались в Москве и на что указывали люди, советовавшие отложить поход до зимы, по-видимому, оправдалось, т. е. приходилось зараз воевать с Казанью и с Крымом.
Вести о крайней опасности, грозившей Казанскому царству, распространились по мусульманским странам и производили в них сильное впечатление. Турецкий султан, знаменитый Солиман Великолепный, принял близко к сердцу эти вести и, будучи сам не в состоянии воевать Москву по ее отдаленности, старался вооружить против нее все татарские орды восточной и южной России. Он посылал грамоты в Астрахань и к ногаям, призывая их соединиться с Крымским ханом против москвитян. Но Астрахань в то время была бессильна; ногаи, разделенные между разными князьями, не были способны к дружному и быстрому образу действий. Только новый крымский хан Девлет-Гирей, племянник и преемник Саип-Гирея, посаженный на престол Солиманом, показывал усердие к исполнению его воли и получил от него на помощь пушки и янычар. Он рассчитывал напасть на южные Московские пределы в то время, когда царь с главными силами находился уже далеко на востоке, и, угрожая самой Москве, думал отвлечь русских от Казани. Но расчет его оказался ошибочным и замедление русского похода на сей раз было кстати — наши главные силы только начали свое выступление. По-видимому, и само это замедление произошло в связи с опасением или предвидением Крымского набега.