Царская Русь

Когда истекло пятидесятилетнее перемирие, заключенное между Иваном III и Плеттенбергом в 1503 году, то ливонские чины отправили к Ивану IV посольство, чтобы вести переговоры о продлении перемирия еще на тридцать лет. В 1554 году прибыли в Москву послы от Ливонского магистра, Рижского архиепископа и Дерптского епископа и просили, чтобы государь велел своим новгородским и псковским наместникам заключить новое перемирие… Царь поручил вести переговоры с посольством окольничему Алексею Федоровичу Адашеву и дьяку Висковатому. Окольничий и дьяк объявили, что государь на всю землю Ливонскую гнев свой положил и не велит своим наместникам давать перемирие за следующие вины: 1) Юрьевский (т. е. Дерптский) епископ уже много лет не платит дани с своей волости, 2) гостей русских ливонские немцы обижают и 3) русские концы в Юрьеве и некоторых других городах (Риге, Ревеле, Нарве) немцы присвоили себе, вместе с находившимися в них русскими церквами, которые разграбили и частию разрушили (протестанты). Послы выразили недоумение, о какой дани им говорят: никакой дани они не знают по старым грамотам. Но Адашев напомнил, что немцы пришли из моря и взяли силою русскую волость (Юрьевскую), которую великие князья уступили им под условием дани; что эту дань они давно не платили, а теперь должны заплатить и с недоимками, а именно за 50 лет, и вперед с каждого человека платить ежегодно по гривне немецкой (марке). Напрасно послы пытались оспаривать эту дань. Наконец они уступили, и переговоры кончились согласием продолжить перемирие еще на 15 лет под следующими главными условиями: уплатить означенную Юрьевскую дань с недоимками в три года и за ручательством всей Ливонии; очистить русские концы и церкви; русским и ливонским гостям обоюдно предоставить свободную торговлю в своих землях; дать управу в торговых и порубежных обидах и не заключать союза с королем Польским. Так как условия эти вступали в силу только после подтверждения их ливонскими чинами, то послы и согласились на них, предоставляя решение вопроса своим властям. Они привесили к перемирной грамоте свои печати, которые при утверждении договора должны были быть отрезаны и заменены печатями магистра, архиепископа и епископа. В Ливонии, однако, весть о таком договоре произвела смятение; архиепископ немедля созвал сейм в Лемзале. На чем он решил, нам неизвестно; но вскоре затем в Дерпт прибыл от новгородских наместников посол Келарь Терпигорев за подтверждением перемирного договора. В епископском совете долго рассуждали и спорили о том, как поступить. Канцлер епископа Гольцшир предложил привесить свои печати к договорной грамоте, но в действительности дани не платить, а представить это дело тотчас на решение императора, как своего верховного ленного государя. «Московский царь ведь мужик (ein. Baur); он не поймет, что мы передаем дело в имперский каммергерихт, который все это постановление отменит», — пояснил канцлер. Мысль показалась удачною. К договорной грамоте привесили новые печати, возвратили русскому послу и тут же в его присутствии начали писать протестацию на имя императора. «Что это один говорит, а другие записывают?» — спросил Терпигорев. Когда ему объяснили, в чем дело, он заметил: «А какое дело моему государю до императора? Не станете ему дани платить, он сам ее возьмет». Пришед к себе домой в сопровождении епископских гофюнкеров, Терпигорев вынул из-за пазухи договорную грамоту и приказал своему подьячему завернуть ее в шелковый платок, уложить в ящик, обитый сукном; причем шутя заметил: «Смотри, береги этого теленка, чтобы он вырос велик и разжирел».