Почувствовалась перемена и во внешних делах. Сафа-Гирей продолжал нападать на Муромский и Владимирский край; Саип-Гирей требовал больших поминков, которые хотели обратить в постоянную дань, а между тем татары его опустошали Рязанские и Северские украйны. В Крыму продолжал действовать и поднимать Орду на Россию наш изменник Семен Бельский. Саип-Гирей, сговорясь напасть на Московское государство общими силами с Сафа-Гиреем, задумал сделать большое нашествие, которое и произвел летом 1541 года. Но Московское правительство заранее приняло энергические меры. Против казанцев выставлена была рать, которая расположилась под Владимиром и находилась под начальством Ивана Шуйского. А для наблюдения за Крымом послана другая рать в Коломну. Вдруг в Москву от наших Степных сторожей или станичников пришли вести, что в поле появились великие сакмы (следы): видно, что шли войска, тысяч сто или более. Саип-Гирей действительно поднял почти всю Орду и имел у себя турецкую помощь с пушками и пищалями, также ногаев, астраханцев, азовцев и др. Тогда из Москвы двинули к берегам Оки главную рать, под начальством Дмитрия Бельского с товарищами, а на помощь Шуйскому против казанцев послали костромских воевод и Ших-Алея с Касимовскими татарами. Юный великий князь с братом своим торжественно молился в Успенском соборе перед иконой Владимирской Богоматери и перед гробом Петра митрополита. Потом вместе с митрополитом Иоасафом он отправился в Боярскую думу и здесь предложил на обсуждение вопрос, оставаться ли ему в столице или ехать в другие (северные) города? Большинство бояр говорило против отъезда великого князя, который по своему малолетству не мог бы перенести больших трудов, промышлять о себе и о всей земле. Митрополит был того же мнения и указывал на пример Дмитрия Донского, как при нем была разорена Москва, покинутая князем. Решено было, чтобы великий князь остался в столице, под покровом Богородицы и Московских чудотворцев. Столицу деятельно приготовляли к обороне, расставляли пушки и пищали, расписывали людей по воротам, стрельницам и по стенам; посад укрепляли еще надолбами. На Оку к воеводам послали государеву грамоту с увещанием без всякой розни, крепко стоять за православное христианство и с обещанием жаловать ратных людей, их жен и детей. Грамоту читали с умилением; воеводы давали друг другу слово пострадать за христианскую веру и за своего юного государя. На речи воевод ратные люди с воодушевлением отвечали: «хотим с татарами смертную чашу пить». Когда татары подошли к Оке и хотели переправляться, их встретил передовой полк под начальством князя Турунтая Пронского. Хан велел действовать из пушек и пищалей, чтобы очистить берег для переправы. Но к Пронскому прибыли со своими отрядами князья Микулинский, Серебряный, Оболенский и другие; наконец показался и Дмитрий Бельский с большим полком; стали подходить и русские пушки. Видя такую многочисленную рать, хан удивился и с сердцем выговаривал князю Семену Бельскому, который обещал ему свободный путь до Москвы, так как московские войска будто бы ушли под Казань. Обманувшись в своих расчетах, Саип-Гирей не отважился на бой и ушел назад. Дорогой он остановился было под Пронском и хотел его взять; но тут воевода Жулебин приготовил всех жителей, в том числе и женщин, к отчаянной обороне, а между тем приближались Микулинский и Серебряный, посланные в погоню за ханом. Саип-Гирей не стал их ждать и ушел. Так неудачно окончил он свое нашествие. Сафа-Гирей на сей раз не двинулся к Казани, узнав о принятых против него мерах и о сношениях недовольных казанских вельмож с русскими воеводами.
С Польско-литовским королем, по истечении перемирия, опять возобновились переговоры о вечном мире, но опять неудачно, вследствие литовских притязаний на уступку областей. Однако престарелый Сигизмунд I не желал новой войны и согласился возобновить перемирие в 1542 году. Но еще прежде его заключения в Москве вновь совершилась внезапная перемена правительственных лиц.