Царская служба

Сон упорно не шел, и мозг продолжал искать и находить, о чем бы еще подумать вместо того, чтобы спать. Вспомнилась гимназия, урок истории, где нам рассказывали об Огненном побоище, когда князь Юрий Васильевич разбил объединенное датско-шведское войско. «Огненным побоищем» битву назвали из-за того, что русские боевые маги сожгли тогда большую часть кораблей датчан и шведов, а высадившихся на берег врагов стеной огня удерживали на месте до подхода княжеского войска, которое и сбросило ослабленный и деморализованный десант в море. Да уж, нам бы сейчас этих магов… Вот тоже вопрос: а куда та самая боевая магия делась? Я про нее только на уроках истории и слышал, и то как-то больше эти рассказы походили на легенды, нежели на описание реальных исторических событий. Но Огненное побоище — это у нас самый конец тринадцатого века, а вот уже с середины века четырнадцатого упоминания о боевой магии вообще исчезают из гимназического курса истории. Напрочь. И я лично, человек в магии сведущий, никогда не слышал хоть о каких-то проявлениях боевой магии ни от дяди Андрея, ни от Якова Селиванова, воевавшего на Кавказе отнюдь не в генеральских чинах, ни, кстати, от капитана Палича. С чего бы это? Все одаренные стали в одночасье добрыми и миролюбивыми? Ой, не смешите… Человеку ведь свойственна не только агрессивность. Ему, человеку, свойственно и стремление любую новинку приспособить к убиению себе подобных. И от очередного оружия отказываются люди только и исключительно тогда, когда ему на смену появляется оружие новое, более действенное и более смертоносное. Так что же, огнестрел оказался сильнее магии? Или как? Магиология, в которой я все-таки магистр, этот вопрос как-то очень уж ловко обходит, то есть даже просто никак не затрагивает. И почему, спрашивается? Ох, чувствую, письмом Левенгаупту дело не ограничится, глядишь, придется по старой памяти в Мюнхен съездить да побеседовать с господином профессором предметно… Он, правда, опять попытается уговорить меня взяться за диссертацию, очень уж хочется ему иметь среди учеников побольше докторов магиологии, но я снова вывернусь. Впрочем, если у меня получится то, чем я собрался заниматься после службы, там не то что на диссертацию материала хватит, там еще пару-тройку хороших таких толстых и увесистых трактатов накатать выйдет запросто.

Впрочем, это потом. Сейчас у меня другие заботы. Совсем другие… Надо как-то уматывать с войны, пусть здесь от меня самого ничего и не зависит. Потом надо будет искать маньяка, чтоб ему тошно стало, причем не искать даже, а найти. А вот прямо сейчас надо хотя бы сколько-то поспать. И вот это на данное время самая острая и неотложная потребность. Хм, а если попробовать вот так?..

Я устроился насколько мог удобнее и мысленно представил себя спящим. «Я засыпаю. Я спокойно и тихо засыпаю, — мысленного говорил я себе. — Я уже сплю. Мне снится Лида Лапина и мне хорошо. Я сплю со счастливой улыбкой…». Так, стоп. А Лида-то мне с чего вдруг снится? Как вообще мне это в голову пришло, если девушку, у которой я похитил свой первый в новой жизни поцелуй, я не вспоминал уже не могу сказать сколько?!

Нет, так не пойдет. Если я сейчас еще начну копаться у себя в голове, с чего это я вспомнил добрую сестру Лидию, я вообще не засну. Поэтому начну заново: «Я засыпаю. Я спокойно и тихо засыпаю…»

[1] Стоять, пугливые девки! Ни шагу назад! (шведск.)

Глава 17. Опыты и результаты

Я повел стволом щтуцера вправо-влево — получалось с трудом, и пришлось ослабить хватку. Штуцер тут же ушел чуть правее и ниже, линия прицела совместилась с шведским кавалеристом, что-то высматривавшим левее меня, и я плавно нажал на спуск. Шинель смягчила удар приклада в плечо, швед вскинул руку к груди и выпал из седла. Лошадь, испугавшись, шарахнулась в сторону, занося корпус, поскольку всадник так и не выпустил поводья из другой руки. Остальные конники из шведского дозора вскинули карабины и почти одновременно пальнули в нашу сторону, но мы успели пригнуться. Из того, что в их сторону прозвучал один-единственный выстрел, шведы, должно быть, сделали неверный вывод относительно нашей численности и, на ходу доставая из седельных кобур пистолеты, резво поскакали в сторону брошенной обозной повозки, за которой мы укрывались. Поэтому появление десятка наших драгун, до поры прятавшихся в неглубокой низинке, стало для противника неприятным сюрпризом, и шведы, не принимая боя, повернули коней.

— Теперь ты, — приказал я молодому ополченцу Мирошкину. Тот вскинул штуцер, выждал секунду и выстрелил шведам вслед. Еще один шведский кавалерист принудительно покинул седло.

Так, для чистоты эксперимента оставалось еше поменяться с Мирошкиным штуцерами. Но это попозже, здесь и сейчас ловить уже нечего. Наверняка шведы, потеряв половину своего дозора, попробуют решить вопрос кардинально — с помощью артиллерии. Так оно и вышло, но мы успели вовремя покинуть позицию и двигались к новой, заранее мною намеченной.